смеха, еле сдерживаясь. Сверху послышалось невнятное «хрюканье».
— А чего это он у вас там хрюкает? — спросили встречающие.
— А это у них, стукнутых, бывает от удара, это нам пожарник объяснил. Если к утру хрюкать не перестанет, то придется вести в больницу, — ответили не очень уверенно несущие.
— А еще он сказал, пожарник этот, что если сильно будет хрюкать, его надо в землю зарыть, чтобы огонь и дым из него вышел, — несущие уже сами еле-еле сдерживали хохот.
Перспектива зарывания в землю «раненого» насторожила, и хрюкать он перестал. Кто-то из встречающих, не поверив в это наглое вранье, заметил:
— Врете вы все. Как это зарыть в землю? Ерунда какая-то. Чушь!
Но нашлось и другое мнение: одна «отличница», волнуясь, сказала:
— А я слышала, что их ударенных молнией зарывают, чтобы электричество все вышло.
Завязался спор — надо зарывать или нет? Кто-то спросил:
— А чего это вы там в лесу не зарыли, чтобы срочно вылечить?
— А как же в лесу-то зароешь, уже темно, потом попробуй найди его, он же не гриб какой-то, — ответила бригада несущих.
Сверху послышалось:
— Не надо меня зарывать, отпустите, я уже не хрюкаю.
— Вот видите, мы же говорили, что отойдет, вот уже и говорить стал нормально, — ответили снизу, — сейчас уложим в постель, будем наблюдать часик, если не хрюкнет, значит выздоровел окончательно.
— Отпустите, ребята хватит шутить, я есть хочу и пить, — «раненый» стал сильно ерзать и брыкаться.
Несущие с волнением заметили — что-то у него все-таки с головой:
— Все есть и пить хотят, но не брыкаются, терпят, а этот ударенный вон как забрыкался.
Толпа встречающих все увеличивалась. На шум подходили ребята из всех палаток. Уже снаружи толпы было совсем не понятно, что там внутри происходит. Подошли старшие — учителя и, пробравшись в середину, быстро навели порядок. «Раненый» был отпущен, стало как-то и не смешно. Встречавшие поняли, что все это был розыгрыш, и тихо разошлись. А бригада «пожарников» быстро помылась и подалась на кухню, аппетит у всех был зверский.
* * *
Сегодня утром он уговорил капрала пустить его в атаку. По инструкции стажер в атаку не ходит, но поскольку прямого запрета не было, а «уговорить» капрала ему не стоило труда, то у него по плану получился особенный день — первая атака, эта дурацкая атака по графику. Конечно, он волновался. Неизвестность всегда волнует, а тут все-таки война, стреляют, но побывать на войне и не ходить в атаку ему казалось как-то не совсем по-мужски, и перед братками не хотелось выглядеть «лялечкой», трусишкой.
Рассвет уже занялся вовсю, верхушки скал, видные из окопа, окрасились в ярко-оранжевый цвет. Братки готовились к атаке.
По традиции, то есть по правилам, атака начиналась после обстрела позиций «хлопушками» и «крокодилами». Все, ходившие в атаку не в первый раз, без напутствий и лишних разговоров уже были готовы к ней. Единственным новичком сегодня был он. Капрал тщательно его проинструктировал, лично экипировал всеми средствами защиты.
И вот началось. Гул и грохот, к которому он еще никак не мог привыкнуть, снова, как всегда, вдавили его в дно окопа. В этом гуле исчезали все обыденные мысли, словно мощный стотысячный оркестр рождал какофонию незнакомых звуков. Канонада закончилась. Братки по команде бросились на бруствер. Он чуть зазевался и в шеренге наступающих бежал немного сзади. По бокам он расслышал крики «Ура» и сам заорал что есть силы. Бег братков скорее напоминал что-то среднее между быстрым шагом и медленным бегом — средства защиты были весьма тяжелые, не позволяли быстро двигаться. Со стороны противника началась беспорядочная стрельба. Братки остановились и залегли, и он с размаху плюхнулся на пригорке. Потом был сильный удар по голове, он потерял сознание и только как сквозь сон почувствовал, что его тащат за ноги, опускают в окоп и снова уже за руки и за ноги несут куда-то.
— Эй, стажер, очнись, да очнись же, «тощий зад», — скорее прочел он мысли капрала, чем услышал его голос.
— Контузило его, вон как шлем помяло, — чей-то голос донесся сбоку, — эти гады «черняки» «тощий зад», похоже, из «пчелки» саданули.
— Да бросьте… из «пчелки», запрещена ведь. Уж год как конвенцию подписали, — возразил капрал.
— Подписать-то подписали, а инструктора из нее точно шибанули, — утвердительно произнес кто-то из братков.
Он открыл глаза. Братки обступили его, лежащего на койке в бункере, уже освобожденного от всей экипировки. Капрал склонился над ним и внимательно осматривал всего с ног до головы.
— Очнулся «тощий зад», — обрадовано произнес капрал, — как ты, стажер? Слышишь меня?
Он хотел сказать, что все в порядке, но не все буквы сложились в слова и получилось какое-то дребезжащее мычание.
— Точно контузило, — констатировал капрал, — будем в госпиталь отправлять, — а сам подумал: — Ну, теперь влепят мне за стажера, в отпуск не пустят, а то и привилегии какой-нибудь лишат.
— Не бойтесь, капрал, все будет в порядке, — попытался он ответить капралу, но опять получилось что-то не очень внятное, но он эту мысль твердо довел до капрала, и тот не очень уверенно ответил:
— Да… может быть, может быть.
Уже смеркалось, когда его погрузили в машину. Капрал лично проконтролировал его отъезд, пожал руку и сказал на прощание:
— Лечись, стажер, выздоравливай, хороший ты парень, да только тихий.
Машина, дребезжа по каменной горной дороге, уже почти в ночь добралась до госпиталя. Его на носилках доставили в помещение. Переодели во все госпитальное и уложили в палате, где лежало человек десять таких же как он раненых. Из разных мест доносились кряхтение, храпы и стоны. Заснуть было сложно. У него сильно болела голова, шум в ушах не давал расслабиться. Он долго лежал с открытыми глазами, и ему казалось, что он уже давно, давно здесь лежит, ничего не слышащий, не видящий и не чувствующий.
* * *
Они оба сидели на дне окопа прямо на серых камнях и, похоже, беседовали уже не один час.
— Вот вы, батенька, говорите: «надо делать добро». Я не возражаю. Но если будет вокруг нас одно добро, как мы узнаем, что это — добро? С чем сравнить? Может, есть эталон или эталоны добра? Так укажите, научите, так сказать, просветите нас злых, делающих зло и добро одновременно. Я, отнюдь, не против добра, я только хочу сказать: «не бывает добра без зла, не бывает. Ибо сказано: "не делай добра, не получишь зла"».
Ветеран, видимо устав от витиеватой логики Предводителя и глядя куда-то в сторону, прошептал:
— О! Велико ваше заблуждение. Не ведаете
