— Ну, сегодня на их улице праздник.
— Там есть один отчет репортерши из вашего города. Он, признаюсь, произвел на меня впечатление. Я имею в виду статью той очаровательной шумной девицы с огненно-рыжими волосами в «Трентон тайме».
— Элла Эмити! Этой палец в рот не клади, — проговорил Де Йонг, однако без особого интереса.
— Да проснитесь же, Де Йонг. Я не о том. Но эта репортерша сумела уловить то, что мы все упустили из виду. Обратили внимание на название, которое она дала той хижине, где Гимбола настигла смерть?
Прокурор и шеф полиции смотрели на Эллери с недоумением. Билл кусал пальцы, весь сосредоточившись.
— Она назвала ее «домом на полпути», — сообщил Эллери.
— Дом на полпути? — повторил Поллинджер. — Ну и что?
— Казалось бы, ничего особенного, — сухо продолжал Эллери, — но это на первый взгляд. Она попала пальцем в самый нерв дела.
Де Йонг скорчил мину:
— Все это для меня чересчур заумно.
— Тем хуже для вас. Эта фраза дает массу материала для воображения. Разве вы не чувствуете, как это метко? — Он выпустил облачко дыма. — Скажите, убийство кого вы расследуете?
— Убийство кого?.. — Прокурор резко выпрямился.
— Это загадка, — ухмыльнулся Де Йонг. — Заглатываю. Микки-Мауса?
— Холодно, Де Йонг, — отметил Эллери. — Спрашиваю снова: кто был убит? — Он помахал своими длинными пальцами. — А если вы не можете назвать его имя, это делает проблему поиска убийцы почти неразрешимой.
— Да куда вы клоните? — взорвался Поллинджер. — Джозефа Кента Гимбола, разумеется. Или Джозефа Уилсона, или Генри Смита, да называйте как угодно. У нас есть человек, тело. Что существенней? И нам известно, кто он. А имя? При чем тут имя?
— При том. Что ничего более существенного нет. Старина Шекспир жил — увы! — не в эпоху расцвета криминологии. Вы же видите, что не знаете. Гимбол — или Уилсон. Кто же именно? Этот человек был Уилсоном в Филадельфии и Гимболом в Нью-Йорке. Кончил он в Трентоне. Дом на полпути, говорит наша Элла. Прямо в яблочко!
— Итак, в нашем Доме на полпути — давайте разовьем этот образ, — продолжал Эллери, — вы находите одежду Гимбола и одежду Уилсона, машину Гимбола и машину Уилсона. И этом доме на полпути этот человек был сразу и Гимболом и Уилсоном, понимаете? И вот я повторяю свой вопрос: в качестве кого был убит этот человек? В каком лице? В лице Гимбола или Уилсона? Кого наш убийца отправила на тот свет — Джозефа Кента Гимбола из Нью-Йорка или Джо Уилсона из Филадельфии?
— Я в этом плане как-то не думал, — пробормотал Билл.
Поллинджер вскочил и забегал по комнате.
Де Йонг сердито воскликнул:
— Чепуха на постном масле! Все это мудреные штучки.
Поллинджер остановился и бросил на Эллери подозрительный взгляд из-под кустистых бровей.
— И в каком же лице его убили, по-вашему?
— Вот это-то и вопрос, — вздохнул Эллери. — Я не могу ни него ответить. А вы?
— Нет. — Поллинджер сел на место. — Нет, не могу. И все же мне кажется это чисто академическим вопросом. Я не могу понять, как... Послушайте.
— Вот оно, — сказал Билл. Он сидел, опустив руки между колен.
Эллери спокойно курил.
Прокурор тонкими пальцами играл с прищепкой для бумаг.
— Де Йонг сделал главное открытие. Он нашел машину, на которой приехала женщина, убившая Гимбола в ту субботу, — маленькую машину со специфическими шинами.
Эллери бросил взгляд на Билла. Трудно было представить, чтобы столь простое сообщение Поллинджера могло произвести столь сильное действие. Билл сразу осунулся, кожа на лице натянулась, и он словно сразу постарел на много лет. Он сидел не шелохнувшись, как будто боясь, что любое движение будет иметь неуправляемые последствия.
Он кашлянул.
— Ну? И что?
Поллинджер пожал плечами:
— Брошена. Попала в аварию.
— Где? — спросил Эллери.
— И не думайте, — вставил Де Йонг, — что тут могут быть какие-то накладки, ребята. Машина та самая. Тут сомнений быть не может.
— Сообщение с Олимпа. Как вы можете быть уверены?
Поллинджер открыл верхний ящик стола.
— На основании трех исчерпывающих фактов. — Он положил на стол пачку фотографий. — Отпечатки протекторов. Мы сделали отливки следов на земляной дорожке у фасада хижины и сравнили их с шинами автомобиля, обнаруженного нами. Между прочим, «форд» 32-го года, купе, черной окраски. Слепки и протекторы шин совпадают. Это номер один.
Билл зажмурился, словно свет лампы с зеленым абажуром слепил его.
— А номер второй?
— Номер второй, — подхватил прокурор, снова запуская руку в ящик, — вот. — Он вытащил ржавую фигурку обнаженной женщины, которую человек Де Йонга нашел на главной подъездной дорожке в ночь убийства, — украшение на радиаторе, сломанное на уровне колен. И тут же положил рядом основание, на котором крепится фигурка. — Проверьте сами.
Сами убедитесь, что сломанные края колен идеально сходятся с краями основания.
— Цоколь именно с этого «форда»-купе? — спросил Эллери.
— Если нет, — проговорил Де Йонг, — то я отвертывал его во сне.
— Что говорить, — продолжал Поллинджер, и в голосе его послышались странные нотки, — это столь же надежно, как отпечатки пальцев. А вот и номер третий. — В четвертый раз рука его юркнула в ящик. Когда она явилась вновь на свет божий, в ней была какая-то темная прозрачная материя.
— Вуаль! — воскликнул Эллери и протянул руку. — Где вы ее выудили, черт побери?
— На водительском сиденье. — Поллинджер откинулся на спинку кресла. — Вы сами понимаете, сколь важна эта вуаль в качестве вещественного доказательства. Следы шин и отломанная от радиатора фигурка доказывают, что «форд» был на месте преступления в ту субботу. Вуаль доказывает вину. Поскольку она найдена в этом «форде», то дает достаточные основания для предположения о том, что «форд» вела убийца. Жертва сама сказала Энджелу перед самой смертью, что на женщине-убийце была вуаль. А вуаль в наши дни на каждом шагу не валяется.
Билл пристально смотрел на вуаль.
— Как юрист, — резко бросил он, — вы, конечно, и сами понимаете, насколько это хрупкая косвенная улика. У вас нет связи. Где очевидец? Сами понимаете, это будет камнем преткновения. Далее, у вас есть четкие указания времени? Как вы можете знать? А что, если машина была брошена задолго до преступления? Как?
— Милый мой молодой человек, — медленно произнес Поллинджер, — разумеется, я сведущ в законе. — Он снова встал и заходил по комнате.
В дверь постучали, и прокурор резко повернулся и крикнул:
— Войдите!
