Книга Повилика - Катерина Крутова

— Достойны друг друга — никчемные идиоты-самоубийцы.

Хлопает дверь. Стихают шаги на крыльце. Звук отъезжающей машины растворяется в многоголосье улицы. Лика включает воду и влажными холодными пальцами массирует виски. После этого отходит в самый дальний от меня конец кухни и устраивается прямо на подоконнике рядом с горшком пеларгонии.

Молчим. Разглядываю жену — постарела или я надумываю? Под глазами темные круги, на переносице продольные складки морщин, а в волосах серебрятся тонкие нити. Но, возможно, раньше я просто не замечал, как и все, проявляя минимум внимания к той, кто постоянно рядом?

Лика не спешит заводить разговор, но в ее взгляде сменяют друг друга удивление и испуг, настороженность и надежда.

— За вещами заехал? — бросает жена в попытке выстроить линию обороны. Но я качаю головой, наливаю чай и сажусь так, что покинуть кухню, минуя меня, становится невозможно.

— Почему «слабое семя»? — вопрос этот крутится в голове с момента возвращения памяти. Именно так и никак иначе, теща называет младшую дочь.

— Если отвечу — уедешь? — Лика обнимает себя руками и съеживается будто от холода.

— Нет. Как я сказал твоей матери, это наш дом. И здесь моя семья, с которой я хочу быть вместе, покуда смерть не разлучит нас, — сказанные вслух мысли сжигают остатки сомнений. У каждого счастья своя цена и несколько лет жизни теперь не кажутся такой уж высокой платой за право быть мужем и отцом.

— Ты либо дурак, либо романтик, — супруга кривит рот, но я замечаю тень робкой улыбки.

— Два в одном, — усмехаюсь и жду. Лика закрывает глаза, делает глубокий вдох и начинает рассказ.

— Так повелось давным-давно, я не знаю истоков и причин, но каждая из нас до достижения двадцать пятой зимы должна найти своего господина. Он становится нашей жизнью, а мы дарим ему ребенка. Это всегда одна дочь, похожая на отца, как две капли воды. Наверно, чтобы невозможно было заподозрить измену. Хотя, как я говорила раньше, изменить мы не можем — с момента первого слияния мы мало того что безусловно верны, так еще и утрачиваем привлекательность для других.

— Не замечал такого — мои коллеги считают тебя очень красивой, а Бас так и вовсе иногда предпочитает твое общество моему.

— Спасибо, — Лика улыбается и даже слегка краснеет. — Но, ни один из них никогда не пожелает меня как женщину. Пока ты рядом, и пока ты жив.

— Успокоила. Хоть это слегка обидно. Я-то считал, что урвал завидную невесту.

— Смерть господина освобождает нас от обязательств и запускает обратный отсчет. Один лунный месяц есть у Повилик, чтобы найти другого или смириться с неизбежным. Некоторые, как Виктория, рыщут в поисках нового мужа, но большинство вкладывает остаток сил в Писание.

На мою выгнутую бровь Лика поясняет:

— Дневник, наподобие того, что ты нашел и осквернил в доме матери. В нем записываются самые важные знания, опыт, рекомендации, обряды и ритуалы. Передача Писания от старшей Повилики к младшей — одно из обязательных условий сохранения рода. Так мы наследуем часть силы нашей прародительницы.

— Но у тебя дневника нет, — озвучиваю уже известных факт.

— Да, — соглашается жена, — мне было пять лет, когда умер дед, и для бабки начался отсчет последней Луны. Для инициации я была мала, к тому же Полин подавала большие надежды.

— Вроде тех способностей, что у нашей дочери? — вклиниваюсь в рассказ.

Лика кивает:

— И да, и нет. Каждая уникальна — никто из известных мне Повилик до Полины не мог проникать в воспоминания. Мы все связаны, но, чтобы так запросто получать доступ к памяти предков — это что-то новенькое. Сестра видела суть вещей, их предназначение.

— Понимаю, — вспоминаю откровение Баса про набитое на предплечье сердце. — Ее татуировки открывали людям их таланты и склонности. Кстати, а ваши рисунки?

Уточнять не требуется — Лика прекрасно понимает, что речь о тату на спине Виктории.

— Знак рода. Результат инициации. Старшая прорастает в младшей. Так мы получаем знания о своей природе и обретаем себя. Потому я — слабое семя, ущербный росток без корней, сорняк без истинного имени и способностей.

— Ерунда какая-то! — горечь в голосе жены провоцирует меня, требует утешить. Очень кстати в мозгу всплывает странный диалог с соседкой. — Твои подушки — они показывают сны!

Лика отмахивается:

— И ты туда же, Влад! Хелена слегка не в себе, начитается вечером любовных романов, а потом ей снятся то танцовщицы в Мулен Руж, то пилоты дирижаблей, то готические замки. Эти выдумки не имеют ко мне никакого отношения! Я ничего такого не вижу! У меня нет связи с родом!

Она переходит на крик — старая обида, бессильная злость выплескиваются наружу. Лика вскакивает и отворачивается к окну.

— Они могли разделить силу, — шепчет едва слышно. — Бабушка говорила, что раньше так делали, если у одной Повилики были дочери от разных мужчин. Но мама настояла отдать все Полин. Я никогда не была ей важна. Просто необходимая плата, печать, что закрепляет их с Робером союз. Слабый последыш, оставленный на волю судьбы. Вечное разочарование…

Плечи жены судорожно дергаются, и я больше не могу сохранять дистанцию. Вскакиваю, быстро подхожу и крепко обнимаю. Сердце ухает, словно проваливается в глубокую яму, но не останавливается, а наоборот — взвивается под самое горло и бьется быстрее, радостнее. В груди щемит — возможно, предвещая новый приступ, но мне кажется — именно так ощущается близость счастья.

Лика вздрагивает от прикосновения, замирает, будто в испуге, а затем оборачивается и прижимается ко мне. Мы долго так стоим, а наши силы переплетаются, проникают друг в друга и прорастают под кожей — незримыми общими на двоих узами семьи.

Проникновение

Париж прекрасен. А если сравнивать с Лондоном, все равно что внутренний дворик с чахлой растительностью и цветущий благоухающий сад. Мой воздушный пират знает все укромные уголки, и открывает все новые удовольствия. И речь не только о карте города. Жаль, что эта чувственность так губительна для него. Здесь позволительно гулять под руку и целоваться на людях. Дамы пьют вино и открыто обсуждают мужчин. Здесь хочется дышать полной грудью и творить безумства, петь, танцевать ночи напролет и признаваться в чувствах. Париж — город любви. Вот только любовь не в природе Повилик. Забота и покорность, понимание и чуткость, обольстительность и страсть — все, чтобы выжить, продлиться в веках, передать порочную эстафету следующей. Род притворщиц и паразиток, пускающий корни в сердце господина, свое сердце утратил давным-давно. Мой