том мире откуда я прибыл сюда в ту самую ночь. С кухни веяло ароматом свежеиспеченных маминых булочек и самого великолепного кофе, который мне когда-то довелось попробовать – того кофе, что варила мне Кейт. Однако вид этой кухни был совершенно мне не знаком. Вместо привычных стульев и большого стола, в самом ее центре находилось кресло-качалка, рядом – небольшой табурет с пепельницей и недокуренной в ней сигаретой.
Глядя сквозь эффект сепии, я соображал, что весь интерьер выполнен в бежево-коричневых тонах, освещение – теплое, а большая часть мебели резная. Атмосфера не то что бы графская, вполне сдержанная, но именно в таком доме я хотел бы провести остаток жизни. Я пошел по коридору к входной двери, и пусть мне не хотелось покидать это место, мне все-таки нужно было это сделать. Под моими ногами расстилался большой и мягкий ковер. Приглядевшись к нему, я узнал в нем ковер из моего детства. Тот самый, исполосованный.
На первый взгляд все было выполнено прекрасно, и в такой дом с удовольствием можно было поселиться. Но глаза не станут врать – в углах комнат копились пыль и паутина, жирные подтеки на стенах оставляли желать лучшего, полопавшиеся обои, пожелтевший потолок и еще десятки изъянов наполняли дом. А особенно – тянущаяся вдоль потолка трещина, ломавшая краску и втыкавшая из одного конца дома в другой. В моих ушах отдавало эхом ее рева. Будто весь дом, целиком, плачет и страдает. Я видел прекрасный дом, с десятками великолепных картин вдоль коридора; с кружевными абажурами на светильниках и деревянными балясинами на перилах лестницы, но этот дом никем не содержался и пустовал. Будучи в самом рассвете сил, он гнил заживо.
Повернув дверную ручку, я толкнул дверь, и она плавно заскользили наружу. Я вышел в ярко освещенный квартал особняков и коттеджей, украшаемых фонтанами и строгими ставнями. На улице не было солнца, но при этом вся улица сияла, а поскольку источник света отсутствовал, тени также нигде не было.
Между рядами домов тянулась широкая мощенная камнем тропа с низкой зеленой оградой по обе стороны. Погасшие фонари, словно одинокие всадники, склоняли головы, провожая идущего вдоль. Я обратил внимание на стили, с которыми выполнены дома, и понял, что в архитектурном плане этот район больше походит на кашу. Среди домов европейского и классического стиля, впиваясь в пространство между ними, стояли одинокие русские избы, коттеджи стиля хай-тек, особняки ренессанса или готики. Каждый дом был не похож на другие, даже если имелись общие черты. Они были индивидуальны, представляли из себя нечто значащее. Я обернулся и посмотрел на дом, из которого вышел. Он являл собой двухэтажный деревянный коттедж коричневого цвета, с хмурым фасадом и вытянутыми ввысь окнами. Ставни его были перекошены и истресканны, а стекла помутневшими и заляпанными.
Здесь было тихо, не было ни шороха, ни шелеста. Я еще раз огляделся вокруг и обнаружил, что этот квартал растянут на тысячи миль! Ему не было конца, и небо, настолько большое, что голова моя кружилась при взгляде вверх, голубым куполом накрывала его. Ни единого облачка не тревожило его покой. Лишь изредка шпили особенно высоких домов пытались вмешаться в его пространство. Тысячи обособленно стоящих зданий тянулись стройными рядами по незнакомой улице незнакомого мне города, и каждый из них был миром! Целой планетой, имеющей свою историю, свою цивилизацию и атмосферу! Они были разными, но все – все до единого! – были прекрасны…
Я вышел на середину улицы и увидел нечто, поразившее меня сильнее прежнего. Куда ни взгляни – в любую сторону – на горизонте ввысь вздымалась стена. Я не разглядел ее точных очертаний, но на таком расстоянии она была совершенно черной, не имеющей проблесков и просветов, словно это была не стена вовсе, а пустота. И сразу же за ней, за этой стеной, небо разрывал шторм. Неумолимый ужас царил за ее пределами – молнии, сверкая вспышкой, пробивали воздух; густые тучи медленно волочили гибель за собой, и весь мой дух слабел при виде этой картины.
Не смотря на то, что солнца здесь не было, погода стояла жаркая, по улицам бродил зной. Дышать становилось тяжелее обыкновенного, и весь я таял и испарялся. Капельки пота скользнули по моим глазам. Когда я протер их, то вдали бесконечной улицы увидел движущееся пятно. Оно приближалось ко мне, и я зашагал к нему навстречу.
По мере того, как мы становились ближе, я разглядел в этом пятне ничто иное, как человека. Он шагал развязно, держа руки на поясе. Чуть позже я увидел, что он сжимает рукоятки револьверов, лежащих в кобуре.
– Ты слишком долго, – сказал он мне и резко протянул револьвер.
– Зачем…
– Понадобится, – перебил он.
На его лице не было никакой эмоции – он только лишь хмурил брови. Всем своим видом он был беспристрастен и строг. Я взял револьвер. Он мотнул головой в сторону.
– Пошли, – сказал странник.
– Куда?
– За стену…
2
Мы шли вдоль сотен домов по залитой светом улице, и я не решался заговорить с ним. Что там, за стеной? Неужели именно там находится Кейт? Что мне предстоит пройти, чтобы встретиться с ней и зачем он дал мне свой револьвер? Мы шли плечом к плечу, и я изредка косился на него. Он был бледен, словно мертвец. На его лице отражались глубокая мудрость и сожаление. Наконец я собрался с силами и спросил:
– Ты что-нибудь расскажешь мне?
– О чем?
– Об этом месте.
– А твои догадки?
Разумеется, у меня имелись некоторые соображения, но утверждать я не решался.
– Это духовный мир?
– Не совсем так, – ответил он. – Но ты мыслишь в правильном направлении.
– То есть как?
– Сейчас, как ты правильно подметил, мы находимся в духовном мире, однако ты видишь его не таким, каков он есть на самом деле. Не знаю точно, что как устроен твой разум, – я ведь существо другого рода – но это лишь его проекция, устроенная таким образом, чтобы ты мог ее воспринять.
– А все эти дома вокруг. Что они значат?
– Это души людей, – ответил он. – Не только тебя самого. Всех людей. Они устроены по их подобию, их привычкам, характеру, то место, где очутился ты – твоя душа, и ты покинул ее. Но не беспокойся, это лишь на время, хотя именно его у нас крайне мало.
– Почему же?
– Чем больше ты находишься вне этого дома, тем быстрее он начинает разрушаться, соответственно, ты умираешь. Именно поэтому мы должны успеть сделать все как можно скорее и вернуться
