селе. Папа был поражен. А почему же перестал? Дед сказал: «Они хотели, чтобы я поступал в училище». У деда как будто даже неплохо получалось работать в школе, и ему это нравилось, но поступать в училище он не захотел и позже всегда работал шофером. Зато когда папа поступил в пединститут, его отец был очень доволен. Уже когда я была взрослой и тоже окончила пединститут, дед нашел и показал мне маленький листок со стихами об учителе, который когда-то выдернул из календаря – специально для папы:
О, сорок пять минут урока!
О, радость полной тишины!
Когда, распахнуты широко,
Глаза к тебе устремлены!
Автор этих стихов, видимо, никогда не работал в школе. Иначе знал бы, что полной тишины добиться очень нелегко! А мне было еще труднее, потому что меня никто не боялся. Мама говорила, что у папы (в тот единственный год, когда он работал школьным учителем) ученики на уроках тоже бесились. Поэтому она иногда проводила уроки вместо него. Но я не сдалась, научилась «владеть классом» и проработала в школе 12 лет. Был такой опыт в моей жизни. Когда я уезжала работать по распределению, мама мне сказала: «Я бы тебя поняла, если бы ты была учителем по призванию. А я тебя знаю, и как учитель ты – ноль».
Папа в нашем доме, наверное, как и я, нужен был «плохим». И никчемным. Помню, как я вместе с мамой и бабушкой над ним насмехалась: «Любишь ты курить да кофе пить!» Хуже всего, что я на самом деле верила, например, в то, как он обижал бабушку Нюсю. Может быть, он действительно на нее кричал? Бабушка была такой же, как мама. Говорит-говорит что-то обидное, а потом обижается, когда ей в конце концов отвечают. И начинает жаловаться. Она все повторяла, что папа на нее кричал: «Дура, набитая ты дура!» Бабушка рассказывала мне об этом много раз. Правда ли это? Он, конечно, мог когда-то сорваться и накричать на нее; я хорошо это себе представляю.
Моя мама вспоминала, как ее мама садилась за шитье, а она должна была находиться рядом, чтобы подбирать нитки с пола. Она ползала по полу и подбирала ниточки, а ее мама запросто бросала их на пол – есть ведь кому подобрать. А через много лет мама и бабушка учили меня наводить в комнате порядок. Помню, как я ползала по полу и собирала с половиков ниточки, а мама с бабушкой стояли надо мной и следили, чтобы я подобрала их все до одной, указывали, где еще ниточка осталась. (Помните, что такое половик? – Как вы молоды, если не помните!)
Однажды я упала с качелей. И потом много лет мама рассказывала мне эту историю так: «…ты сразу же вскочила на ноги, и качели снова ударили тебя по голове». Меня это обижало. Ну не совсем же я глупая! Я догадалась отползти в сторону. Но говорить об этом маме было бесполезно. Она вообще не видела, как это произошло. Я тогда пришла домой и легла на диван умирать. И заснула. Никто бы и не стал беспокоиться, но другая девочка с нашего двора пришла испуганная и спросила: «Таня теперь умрет?» Я просто хорошо поспала, а в придачу стала персонажем семейной легенды: «…ты сразу вскочила…»
Сейчас это удивительно, но тогда я думала, что если бы поранила или убила папу, то бабушка Нюся была бы рада. И мама, пожалуй, тоже… Однажды папа возился с люстрой, стоя на табуретке, и попросил меня подать отвертку. Я сделала неловкое движение, и папа сказал: «Осторожно, ты мне чуть глаз не выколола». После этого я пошла и похвастала бабушке Нюсе, что чуть не выколола папе глаз. Ждала, что она меня похвалит! К моему удивлению, бабушка сказала испуганно: «Ой, что ты, Та нюшка!» Так она меня называла, «Та нюшка», с ударением на первом слоге.
В другой раз папа что-то чинил, а я стояла у выключателя. Папа велел не включать свет, пока он не скажет. «Иначе меня убьет током». Я помню, как стояла у выключателя и осознавала свою огромную власть. Я могла его убить! Папу, который так издевался над бабушкой и мамой! Но кто над кем издевался? Скоро ли я задам себе этот вопрос? Ведь папа, в свою очередь, злился на меня за то, что я мучаю маму! Мы все сошли с ума? Кто-то из окружающих понимал, каким было положение папы в семье? А ведь я его любила… Хотя с любовью в нашей семье было сложно. К сожалению, в семьях, получивших тяжелое наследство из истории родителей и бабушек-дедушек, любовь, злость и ненависть зачастую тесно переплетаются. Иногда и агрессия представляется проявлением любви и заботы (как например, способы лечения в нашей семье).
Помню, однажды мы с папой поднялись от бабушкиного дома через Горячую гору к Машуку и зашли в магазин сладостей. Папа купил две маленькие шоколадки, мне и себе. Он сказал, что это особенно хороший шоколад, куйбышевский. Я не понимала, как шоколад может различаться по вкусу; мне казалось, что он весь одинаковый – вкусный. Папа напомнил: «Смотри, маме совсем не обязательно знать, что мы ели куйбышевский шоколад».
Я уже упоминала о том, где в моем родном городе при Сталине был НКВД. Для тех, кто знает Пятигорск, достаточно сказать: в хорошем месте. Там есть аллея от кафе-мороженого до курортного парка «Цветник». Справа вдоль всей аллеи, если двигаться по направлению к «Цветнику», тянется длинное здание. С одного торца – гастроном «Центральный» (с детства его помню), с другого – маленький краеведческий музей. Мы жили в пусть советском, но все же курортном городе, поэтому там была кондитерская, которая тоже находилась в этом длинном здании.
Я не знаю, занимал ли НКВД весь длинный дом или какую-то его часть. Находилось ли что-то рядом, в том же доме? Если и находилось – едва ли это была кондитерская. Сзади во двор въезжали черные «воронки». Теперь я знаю их путь: они ехали по улице Рубина. И эту улицу я тоже знаю: в годы моего детства там была детская стоматологическая поликлиника. Столь странное совпадение заставляет содрогнуться. Лечения у стоматолога большинство детей, и я в том числе, ожидали со страхом, как пытки. Мы сидели в коридоре, а из кабинета раздавался чей-то плач, сопровождаемый ужасающими звуками бормашины.
Однажды я, как всегда, болела ангиной, и мне надоело сидеть дома и скучать. В квартире со мной
