была готова прямо на месте убить Гвалу одной звуковой техникой, но остановилась, когда Базиль с улыбкой гордо поднял голову и обратил взор на всех людей Айтилла. Он видел всю их историю: все их испытания, ложь, войну, науку и учения. Всё это строили предки его друга, а затем и он сам вместе с покойной Фиорой Халливель. Он вспоминал все истории того самого друга о сильнейшем духом и телом народе, о величественном клане, о его бравых воинах и великих умах. Всё это предстало перед его взором, и тогда Базиль рассмеялся во весь голос, от чего напугал Гвалу, а потом глазами, полными силы и воли, громогласно сказал: «Ни я, ни все эти люди не боятся тебя! Отсеки ты мне хоть все конечности — я никогда не стану уважать и бояться такого труса! Вы только поглядите, люди! Этот жирдяй испугался какой-то побрякушки! А сам он настолько глуп, что даже не заметил, кто на самом деле на него напал, и обвинил во всём меня. Тебя одурачила твоя же подруга Малика, трусливый Король! Так слушайте же все! Имя мне — Базиль Лакшата! И я победил!» После этих слов Гвала попятился назад, а Базиль провожал его хищным взглядом, улыбаясь во все зубы.
Издали в толпе послышался возглас, привлекающий внимание, тогда все обернулись и глядели на агента в кожаной броне. Он подошел поближе к Гвале и доставал из наплечной сумки письмо, и глядя правителю прямо в глаза, показал ему и громогласно воскликнул: «Тебе знакома эта печать, Гвала?! Не отводи взгляда! Говори! ГОВОРИ!» Гвала лишь мельком заметил под капюшоном знакомое лицо, но от этого ему становилось только страшнее. Он не хотел верить своим глазам и приказывал страже немедленно убить вторженца; и пока внимание всего народа было приковано к письму с печатью Малики Лакшата, Мариам всячески не подпускала солдат к агенту, создавая звуковые барьеры и сражалась с ними в открытую. Не получив ответа, агент медленно двигался в сторону Короля и зачитывал послание из письма при всех, а Мариам, в свою очередь, усиливала его голос простой звуковой техникой, чтобы его слова достали до каждого: «От Малики Лакшата для Гвалы Айтилла: Я знаю о том, как вам не повезло родиться позже вашего злосчастного братца Эксодия. Посему предлагаю вам сделку: в ночь, когда Фиора Халливель поедет в Лакшата на переговоры, убейте Дахия Айтилла, а я, в свою очередь, позабочусь о том, чтобы Фиоре пришлось вернуться в клановый дом не дипломатом, но преступницей, ставшей главной причиной смерти Дахия в целом и убийцей родного брата действующего короля в глазах народа. Вы подстрелите двух зайцев: устраните выскочку Эксодия, ударив в его слабое место, а без Дахия ещё на одного претендента на трон будет меньше. Я ведь знаю, что он для вас всегда был иглой в пятке.» Люди судорожно переглядывались друг на друга и обсуждали этот ужас. Они не могли поверить, что сыновья Айтилла способны на такие зверства, но королевская печать в письме и страх Гвалы говорили сами за себя. Агент снял капюшон и показал народу своё лицо, и глазами, полными ненависти и жажды мести, сверлил зрачки Гвалы. Капли дождя заливались ливнем, стараясь потушить пламя обиды и жажду мести, ударяясь о черное перо на шляпе гуатти. Его сжатые квадратные челюсти показывали мышцами мимику ненависти, но, всё же, он сумел удержать, сделать твёрдый шаг вперед и предстать перед народом, дабы раскрыть им истину: «Я — Эксодий Айтилла! Моя жена и ваша Алая Матерь стала жертвой интриг Алмакира и Гвалы! Она умерла по их вине, но до последнего верила во всех сыновей Айтилла! Мы все виноваты перед ней, и я в том числе… Потомки Золотого Быка, ставшие аристократами рода Халливель, всегда были почетными людьми в клане Айтилла и навсегда ими останутся; их честь была опорочена моими братьями, но справедливость восторжествует сегодня: тучи разойдутся, показав нам всем свет Сэн, и многокольцевой лжи Гвалы и Алмакира придёт конец! Ибо я — Эксодий Айтилла, Прах Пустыни собираюсь вернуть клану Айтилла былое величие и обернуться войной на Лакшата! Малика пожалеет о содеянном, и Летучий Фрегат освободит наших братьев и сестер от тирании рабовладелицы раз и навсегда.» Базиль широко улыбнулся и в голове поддерживал Эксодия — старого друга, поведавшего историю о сильнейшем народе. Прах Пустыни, оставив до ужаса напуганного Гвалу позади, повернулся лицом к народу и достал из ножен блестящую шпагу с золотой гардой, а затем, подняв её к небесам, гордо выкрикнул: «Вы со мной, сыновья и дочери Айтилла?!» После этих сияющих, словно лучи света слов, аристократы, простые работяги, фермеры и полицейские преклонили колено, сим воздали почести и выказали честь служить истинному Королю и правителю великого клана — в их сердцах ни осталось и капли сомнения: Эксодий — тот, за кем они готовы идти, работать, сражаться и под чьим главенством жить. Человек своего народа, чья корона выплавлялась и ковалась кузнецами, а меч его выкашивал неприятелей, словно фермер жатву. Этого человека народ по ошибке считал трусливым лжецом и предателем, но всё поменялось! Никто не остался в стороне, а тучи наконец показали величие и чистоту Сэн, опаляя глаза Гвалы. Тогда правитель приказал всем солдатам собраться вокруг него, но никто не выказал желания заступаться за лже-короля, и тогда он достал пистолет и нацелился в спину Эксодия. Но в один момент с неба прилетел мощный воздушный поток, сумевший разрезать дуло пистолета и обратить Гвалу в ещё больший ужас. Тогда Мариам и Базиль подняли свой взор и увидели в небе лысого тёугана в причудливых сапогах, позволяющих ему парить в небе. Он прикрывал команду с воздуха, и, завидев удивленный взгляд Мариам, этот паренек поднял большой палец. Тогда Мари узнала в этом наивном выражении лица Дзина и ответила с улыбкой и радостью тем же жестом. Эксодий пригрозил лже-королю ловким движением шпаги, чуть ли не вонзив её в горло Гвале, а затем сильно замахнулся ею, после чего лже-король закрыл голову руками и лишь слышал треск пламени рядом с собой, а затем и лязг металла, режущий не плоть, но веревки. Эксодий поднял шпагу и наделил её пламенем, но в последний момент не стал убивать брата: он сделал выбор и отдал оружие Мариам не для убийства, а во спасение. После чего Гвала раскрыл глаза, а перед ним стоял уже шандиец с белыми дредами и с дрожью в руках смотрел на Мариам. После чего
