тогда в смешанности, так что земля была недостаточно твердой, чтобы совершенно отделиться от влаги, а вода недостаточно жидкой, чтобы полностью отделиться от тяжести земли. Смешение их было таково, что они были как бы два в одном. Пустота же их была в том, что в них не было еще того, что потом из них было сотворено.
Говоря, что тьма была над поверхностью бездны, он описывает бесформенность третьего элемента, то есть воздуха. Подобно тому, как свою форму воздух получает от света, его бесформенность называется тьмою. Тьма же эта была такова, что воздух был почти столь же тяжел, как земля, она была наполнена очень плотными облаками настолько, что почти не отделялась от телесности воды, однако в ней уже были различимы проблески воздуха. Эта плотность воздуха происходила оттого, что его тьма еще не рассеялась огнем, ведь он тогда еще не обладал своей нынешней силой и проникал в гущу воздуха, не вызывая в нем никакого рассеивающего движения. Так, через тьму воздуха Моисей показал нам изначальное качество четвертого элемента.
24. Эту бесформенность, или, лучше сказать, единообразие элементов древние философы называли то yle, то chaos[138]. Моисей же дал этому смешению имя земли и воды. Бесформенность элементов состояла тогда в том, что один элемент был почти таким же, как другой. И поскольку различия их между собой были едва заметны и совсем ничтожны, они почитались философами за ничто, и те называли перемешанные до неразличимости элементы одной бесформенной материей.
Однако Платон, размышляя о том неуловимом, что их отличало, осознавал существовавшие внутри этого смешения различия между элементами, хотя они и были ничтожны. Поэтому он утверждал, что материя, то есть это смешение, лежит в основе элементов, не в том смысле, что смешение предшествует им по сотворению и по времени, но как всякому разделению в природе предшествует смешение, как звук — голосу и род — виду.
25. И Дух Божий носился над водою (Быт. 1, 2).
Рассмотрев материю, Моисей далее говорит, что действие Творца, которого он называет Духом Святым, предшествует материи и управляет ей, образуя и упорядочивая ее. Он самым ясным образом описывает далее действующую силу Творца: эта сила, действующая в материи, образует все сущее на небе и на земле. Сама же по себе материя бесформенна и может получить форму только от Творца, действующего в ней и упорядочивающего ее. Силу эту философы называют разными именами.
26. Меркурий в книге, называемой Трисмегист. называет ее духом, говоря так: «Мир — это Бог и материя (yle), как мы считаем вслед за греками. И миру сообщался дух, или был присущ дух»[139]. И чуть дальше: «Умопостигаемое высшее, называемое Богом, является Правителем и Властителем для чувственно воспринимаемого бога, объемлющего в себе все пространство, материю всех рождающих и творящих и всякое сущее независимо от его размеров. Дух приводит в движение и управляет всеми формами, согласно их природе распределенными Богом. Материя или мир является вместилищем[140], движением и скоплением всего сущего. Бог — их правитель, дарующий всему то, что ему необходимо. Дух же все наполняет в зависимости от свойства каждой природы».
27. Платон в «Тимее» называет этот дух мировой душой[141]. Вергилий же говорит о нем:
Моря просторы, земля и неба бездонные хляби,
Лунный сияющий шар, как и титановы звезды —
Духом питаются все[142].
А вот как евреи говорят о действующем духе. Моисей так: И Дух Божий носился над водою. Давид же так: Словом Господа сотворены небеса и далее[143]. Соломон же так говорит о Духе: Дух Господа наполняет вселенную[144]. Христиане называют этот Дух Святым Духом[145].
28. Так как бесформенная материя получает формы не сама из себя, но силою действия Творца, движущего ее и действующего в ней, то благоразумнейший философ Моисей, указав на бесформенность материи, добавляет о действующей силе Творца, которой материи придается форма, говоря: И Дух Божий носился над водою. И он правильно назвал в этом месте всю материю водой, во-первых, потому что, как мы говорили, тогда один элемент был почти тем же по качеству, что и другой, и поэтому все они могли называться одним именем; во-вторых, потому что это смешение имело скорее подобие воды, чем другого элемента; и наконец, потому что у древних философов сказано[146], что влага — материя наиболее важная для сотворения вещей, ведь естественная влага, поднятая жаром с земли, сгустилась, образовав травы и деревья. Животные же, как точно известно из физики, произошли из влажного и жидкого семени и от него приобрели строение своего тела. Что касается камней и металлов, то они сгустились из влаги, и это доказывается тем, что они при растворении обращаются в воду. То, что звезды были сотворены из воды, доказано было выше. Поэтому некоторым философам и показалось, что вода — материя всех вещей. Согласно этому учению поэт и назвал Океан отцом вещей[147].
29. И сказал Бог: да будет свет (Быт. 1, 3).
Поведав о двух началах творения, то есть о материи и о движущей силе, он хочет последовательно показать, каким образом и в каком порядке Дух Божий действует в материи по предвечно определенному и явленному в премудрости Творца образу. Но в этом месте, в согласии с порядком изложения, не следует много говорить о Божественности, чтобы стало понятно, что означает по отношению к Богу «говорить» и почему Моисей раньше упоминает о Духе, чем о Слове. Да не усомнится никто, что все, излагаемое нами об этих вещах, взято нами из истинной и святой теологии.
30. Существует четыре способа рассуждения, которые приводят человека к знанию о Творце: арифметические, музыкальные, геометрические и астрономические доказательства. Всеми этими средствами надлежит ненадолго воспользоваться в наших размышлениях о божественном, дабы искусство Творца было явлено в вещах и было рационально показано то, что мы излагаем[148]. Всякой инаковости предшествует единое, ибо единица предшествует двоице, которая является началом всякой инаковости. Ведь «иное» говорится, когда речь идет о двух вещах. Единое предшествует всякой изменчивости, поскольку всякое изменение возникает из раздвоения: ничто не способно изменяться или двигаться, если оно не способно пребывать сначала в одном состоянии, а затем в другом. Итак, этому разнообразию состояний предшествует единое: таким же образом оно предшествует и изменчивости.
31. Но изменчивости подвержено все сотворенное. Все, что есть, либо вечно, либо сотворено. И так как Единое
