хочу, чтобы ты сказал мне. — Она поднимает с пола телефон, нажимает несколько клавиш, затем поворачивает экран ко мне и показывает фотографию женщины. — Это Джиллиан Аллен. В газетах писали, что она сожгла себя заживо через несколько дней после того, как её выбрали для стажировки в Rules Corporation.
Я игнорирую дрожь, пробежавшую по позвоночнику.
— И что?
Она приближается ко мне. Неумолимая.
— Джилли была в «Голубых нотах» в ночь смерти Андерсона, вместе с твоим человеком.
Как бы мне этого ни хотелось, я знаю, о ком она говорит. Тем вечером я тоже был там. Девушка имела несчастье стать свидетелем убийства Андерсона, поэтому я и попросил Джейка сделать так, чтобы она исчезла.
— Её смерть была классифицирована как самоубийство, но мы оба знаем, что это не так. Правда?
— К чему ты клонишь, Шэрон?
Несмотря на то что Шэрон до последнего пыталась сопротивляться, она начинает плакать.
— Джилли была моей сестрой.
Услышав это признание, я застываю.
Но понимаю.
Мне знакома пустота, которую оставляет внутри потеря любимого человека. Когда умер отец, я испытал то же самое. Я из кожи вон лез, чтобы найти правду. И когда нашёл…
— Мне нужно знать, Рулз. Ты это сделал?
Она расстроена, хотя и не должна. Шэрон знала, что я опасный человек, а позволив мне играть с ней, согласилась на своё разрушение. Она предложила мне всё, что у неё было, и я это взял. Я пообещал, что взамен дам ей всё, что она захочет. Теперь Шэрон просит рассказать правду, но я могу прочесть внутри неё.
Она не хочет знать, что произошло.
Ей нужен монстр, которого можно ненавидеть.
Она хотела его ещё до того, как начала расследовать исчезновение сестры. Возможно, с тех пор как чёртова автокатастрофа унесла её родителей, или когда спецслужбы установили за её голову награду, заставив сменить имя и скрываться.
Я знаю о ней всё.
Кто она. Откуда родом. На что способна.
Однако с тех пор, как Шэрон появилась в моей жизни, она ни на минуту не переставала удивлять меня.
Она не заслужила потерять свою сестру, как не заслужила и встречи со мной.
Но это случилось.
Я не могу изменить прошлое, не могу сказать ей, что со временем боль от потери утихнет, потому как это не так. Я не собираюсь извиняться перед ней, но я могу взять на себя её боль и стать тем монстром, которого она ищет.
Её монстром.
Я поднимаю подбородок и безжалостно смотрю на неё.
— Её убил я.
— Почему?
Разум изо всех сил пытается придумать оправдание, но я не могу думать; не сейчас, когда по её лицу текут слезы.
— Она увидела слишком много.
А я сказал слишком много.
Прежде чем Шэрон успевает спросить о чём-то ещё, я поворачиваюсь к ней спиной и закрываюсь в ванной. Прислоняюсь спиной к двери и закрываю глаза. Чувствую, как на грудь давит огромная тяжесть.
«Неправильно».
Снимаю брюки и иду в душ. Теряя счёт времени, я вновь и вновь намыливаю тело, пока не исчезает её запах.
Когда выхожу, Шэрон уже нет. Моя пижамная рубашка лежит на полу посреди коридора. Я понимаю, что она снова трогала мой мобильный, потому что он лежит не там, где оставил, но мне всё равно.
«Она ушла».
Единственное, о чём могу думать.
Я должен этому радоваться, но вместо этого я сажусь на диван и зажимаю ладонями голову.
Пятнадцать лет тому назад
Сын никогда не должен осуждать своих родителей.
Я поступил хуже: подслушав разговор Бейли с матерью, я нанял детектива, чтобы тот следил за ней и составил список всех, с кем она встречалась чаще.
Читая отчёт, я наслаждаюсь глотком бурбона. За последние несколько недель у меня вошло в привычку заходить в кабинет отца и припадать к спиртному. Прошло три месяца с тех пор, как он застрелился. Я до сих пор не перестал чувствовать запах его крови на себе, но я научился с этим жить.
Когда вспоминаю парня, каким я был до той ночи, то едва узнаю себя. Я бросил колледж и нанял учителей, чтобы они помогли мне закончить учёбу как можно скорее. Я перестал тусоваться с друзьями и встречаться с женщинами. Рана, которую нанесла Оливия, предав моё доверие, побудила меня пересмотреть все привычки.
Мать тоже изменилась. Она перестала разговаривать со мной и стала всё чаще выходить из дома. Обычно она уходит до того, как я проснусь, и её не просто увидеть до ужина. Иногда она приходит поздно вечером, иногда вообще не возвращается.
Как выяснил детектив, она проводит свои дни между салонами красоты, шопингом, обедами с подружками и за ужином в компании вечно разных мужчин. Не удивляюсь, когда узнаю, что в последние недели она встречалась с политиками, актёрами, спортсменами… Даже судьями и полицейскими с высоким званием.
Пока удерживаю во рту глоток бурбона, меня снова начинают преследовать воспоминания о ночи, когда умер отец. Вспоминаю Бейли и то, что он сказал мне по дороге домой. Он сказал, что расследование скоро будет закрыто, поскольку кто-то оказал давление. Так и случилось.
Я долго гадал, кто этот «кто-то». Не найдя ответа, я попытался подумать, кто мог оказать такое давление.
«Моя мать».
Но зачем ей это?
Обхватив руками голову, я вздыхаю.
«Видимо, ей было что скрывать».
Чем больше думаю обо всём этом, тем меньше мне нравится.
Я поклялся себе узнать правду о смерти отца, но чем больше узнаю, тем меньше мне хочется продолжать. Наливаю себе ещё бурбона. И пью до тех пор, пока обо всём не забываю… ничего не чувствовать, кроме сладкого вкуса во рту, и полностью потерять сознание.
Но я не успокаиваюсь даже во сне.
Я слышу голос отца, который шепчет мне, чтобы я открыл глаза.
Чтобы увидеть.
Когда просыпаюсь, я понятия не имею, который час. Но мне не нравится то, что слышу. Мама смеётся. Она не одна. Ещё один голос (мужской), вздыхает.
Или, может быть, стонет.
Я выхожу из кабинета и направляюсь в холл. Должно быть, я проспал несколько часов, потому что в доме темно и пусто.
— Нет. Не здесь!
Мать снова смеётся. Меня передёргивает, но я иду вперёд.
— Не хочу, чтобы Роберт проснулся.
Но я уже проснулся и как только увидел их в коридоре, сразу понял, что происходит. Мужчина трогает её повсюду. Она отталкивает его, только для того, чтобы взять за руку и потащить к комнате, которую почти двадцать лет делила с моим отцом.
Уверенным жестом
