на совещаниях в подвале Пентагона, слушая, как высшие генералы хвастаются тем, что Обама - молодой президент, которым они могут манипулировать. И ему это не нравилось. Теперь, когда Милли стал главным, он не хотел повторять эту ошибку.
Америка отказалась от вечных войн - термин, который Милли ненавидел. Тем не менее Милли знал, что предпочитаемый им путь развития Афганистана не разделяется нацией, которую он защищал. Только что пережив Дональда Трампа и волну спекуляций о том, как военные могут участвовать в перевороте, Милли хотел продемонстрировать свою верность гражданскому правлению над военными. Если Байден хотел сформировать процесс, чтобы получить желаемый результат, что ж, так и должна работать демократия.
-
14 апреля Джо Байден объявил о своем решении нации в Зале договоров Белого дома - в том самом месте, где поздней осенью 2001 года Джордж Буш-младший сообщил общественности о первых американских ударах по талибам.
Байден произнес речь в два тридцать пополудни, вряд ли в прайм-тайм, что, пожалуй, больше соответствовало бы случаю. С другой стороны, Афганистан уже давно отошел на второй план в национальном сознании. Он почти не фигурировал в президентских дебатах предыдущего года. Конфликт стал фоновым шумом.
"Я уже четвертый президент Соединенных Штатов, возглавляющий присутствие американских войск в Афганистане: два республиканца, два демократа". Ткнув пальцем в трибуну, он произнес: "Я не передам эту ответственность пятому".
По ходу своих размышлений он неизменно обращался к рядовым военным. Думая о них, он не мог не проецировать образ Бо Байдена: "На протяжении всего этого процесса моей северной звездой были воспоминания о том, как это было, когда мой покойный сын Бо был направлен в Ирак - как он гордился тем, что служит своей стране; как он настаивал на том, чтобы отправиться вместе со своим подразделением; и какое влияние это оказало на него и всех нас дома".
Речь содержала пробел, на который в то время мало кто обратил внимание. В ней почти не упоминался афганский народ, не было даже выражения наилучших пожеланий стране, которую Соединенные Штаты вскоре покинут. Афганский народ был лишь побочным элементом его речи. (Байден даже не разговаривал с президентом страны Ашрафом Гани, пока не сообщил ему о своем решении накануне его объявления). Безграничные запасы сострадания Скрэнтона Джо были направлены на людей, с которыми он чувствовал связь; его висцеральные связи были связаны с американским солдатом.
Байден объявил, что вывод войск будет завершен 11 сентября, в двадцатую годовщину теракта, втянувшего США в войну. Символика была полемичной. Марку Милли он не понравился. Как можно почтить память погибших, признав поражение в конфликте, который был развязан от их имени? В конце концов, администрация Байдена перенесла дату вывода войск на 31 августа, косвенно признав свою ошибку.
Но выбор 11 сентября был показателен. Байден гордился тем, что покончил с несчастливой главой в американской истории. Война с терроризмом, возможно, и была справедливым делом, и демократы когда-то могли назвать Афганистан "хорошей войной", но она превратилась в бесплодную борьбу, расточительную и чрезмерную, безрассудно жестокую. Она отвлекала Соединенные Штаты от политики, которая могла бы сохранить экономическое и геостратегическое доминирование страны. Уходя из Афганистана, Байден считал, что перенаправляет взгляд нации в будущее.
11.
Крепко обними Биби
Байден не знал всех способов, которыми мир может сговориться, чтобы сорвать его президентство, но с одним он был хорошо знаком. 10 мая ракеты, запущенные из сектора Газа, упали на небосклоны Тель-Авива и Иерусалима. Железный купол", защитный козырек израильской системы противодействия, взорвал большинство боеприпасов. Но несколько проскользнули сквозь щели системы. Последовало яростное возмездие.
Так начиналось всегда - последовательность событий, которая повторялась по кругу, играя на заднем плане карьеры Байдена, - только на этот раз запас ракет в Газе, изготовленных при помощи Ирана, был больше, чем в прошлых стычках; следовательно, и возможности для продолжительной войны были больше.
Через два дня после первого ракетного удара помощники Байдена по национальной безопасности собрались в Овальном кабинете. Через комнату от Байдена сидел Бретт Макгурк, его главный советник по Ближнему Востоку в Совете национальной безопасности, с квадратной челюстью, туго подстриженными волосами, с именем и внешностью, напоминающими сержанта из фильма о Второй мировой войне. Не так давно он был вундеркиндом, воспитанным консервативным юридическим истеблишментом, клерком покойного Уильяма Ренквиста. В разгар войны в Ираке администрация Буша направила его в самую гущу этой трясины, где он консультировал послов и вел переговоры с премьер-министрами.
Этот юношеский опыт и многочисленные неудачи, свидетелем которых он стал, оставили его смиренным. Когда Обама включил его в свой внутренний круг дипломатов, Макгурк проникся спокойным уважением к ограничениям американской внешней политики. Страна постоянно давала большие обещания о том, как она произведет революцию на Ближнем Востоке. Но вместо того, чтобы выполнить эти обещания, она повторяла цикл, в котором раздувала ожидания перемен, а затем жестоко разочаровывала. Даже Обама, который проповедует сдержанность, выступил с серией громких, но пустых угроз в адрес сирийского президента Башара Асада.
Макгурк любил говорить, что если бы он мог свести ближневосточную политику Байдена к наклейке на бампере, то она гласила бы: "Никаких новых проектов". Это означало, что никаких мирных процессов, никаких грандиозных планов по стратегической перестройке, никаких грандиозных целей. Его задача заключалась в том, чтобы свести к минимуму вероятность кризиса, чтобы Ближний Восток как можно дольше не попадал в поле зрения президента.
Байден принадлежит к другому поколению, чем его внешнеполитическая команда; он был достаточно взрослым, чтобы встретиться с Голдой Меир накануне войны Йом-Киппур в 1973 году. Он вырос в мире, где большинство американцев, особенно либералов, считали Израиль одновременно историческим чудом и сочувствующим аутсайдером. За обеденным столом отец Байдена говорил ему: "Если бы Израиль не существовал, нам пришлось бы его создать". Когда он впервые встретил Нэнси Пелоси в 1970-х годах, она помогала соседу из Сан-Франциско организовать сбор средств в пользу Израиля. Байден был основным докладчиком. Пелоси одолжила свой джип, чтобы покатать Байдена по городу, чтобы он мог рассказать о сионизме.
За последнее десятилетие демократы начали отходить от своих старейшин в вопросе об Израиле. Они уже не считали его таким же священным обязательством. Джейк Салливан, например, сделал свою карьеру во время долгого, прерывистого премьерства Биньямина Нетаньяху. Издалека он видел, как Нетаньяху подрывал Барака Обаму. Вблизи он наблюдал, как Нетаньяху пытался сорвать ядерный договор, который Салливан заключил с Ираном. Затем Биби стал открыто болеть за политическую победу своего авторитарного американского кузена Дональда Трампа.
Но если Биби и беспокоила
