голову. И в такой момент — корила себя за легкомыслие Руана, бредя к воротам, что выходили на луг.
Мордатый наотрез отказался возвращаться в тесное стойло, где скука и пылища от сена с опилками. Пришлось возвращаться одной: солнце вот-вот скроется окончательно. А бродить в одиночку по незнакомым местам как-то боязно.
Пройдя ворота и попав на бескрайний шумный двор бычьих загонов, Руана заметила у каменного коровника трёх яранов. Фигура одного показалась знакомой. Эти широченные развёрнутые плечи, этот опущенный массивный подбородок. Эта рука, то и дело сжимавшаяся в кулак, будто он что-то в ней разминал.
Радо-Яр из рода Яр-Туранов слушал одного из сородичей, исподлобья зыркая по сторонам. Будто он вовсе не в безопасной цитадели, а в стане врага. Интересно, кто же так его пугает, что назл готов каждую минуту принять бой?
Страшно захотелось узнать, о чём эти трое говорят — аж зачесалось. Руана оглядела массивную коробку коровника, у которой отирались яраны. Если сделать небольшой крюк, можно подойти к ней с другой стороны. Хорошо бы забраться на крышу и устроиться на перекрытии. Над головами беседующих: оттуда наверняка всё слышно.
Хорошо бы — значит, непременно нужно. Она обошла пару загонов, куда пастухи загоняли коров с телятами. За этой толкотнёй, суетой и пылищей никто не обратит внимания на придворную в идиотском розовом платье с красной вышивкой — иронизировала Руана, шагая с независимым видом. Такие тут бродят толпами — особенно среди коров.
Впрочем, на неё действительно мало обращали внимания — просто чудо какое-то. И до коровника она добралась без помех. С этой стороны у стены была навалена груда не заскирдованного сена. Оставалось пробраться между ней и стеной, сложенной из грубо отёсанных камней. Которые выпирали тут и там, наводя на мысль о лестнице.
Всего-то и оставалось, что превратить в пыль несколько, чтобы и впрямь получилась приставная лестница. Задача простецкая — отработанная на пустяшных затеях. Руана сосредоточилась, поймала тоненький поток ДАРА, сквозанувший мимо носа. Направила его на первый камень чуть выше колена. ДАР послушно источил его в считаные мгновения — только облачно пыли разлетелось. Дело пошло.
Карабкаться по выдолбленным на стене дырам в платье с широкой юбкой и такими же рукавами трудновато: можно запутаться и рухнуть вниз. Руана мигом закатала рукава, поддёрнула юбку, зацепив подол за пояс, и начала осторожно взбираться на крышу.
— И всё-таки мне интересно, — первое, что услыхала она, когда подползла к самому краю деревянного настила. — Зачем Таа-Дайберы притащили сюда эту дикую таарию? — вопрошали незнакомым грубым голосом, хрипя и сипя, будто в горле у говорящего сплошные дыры.
— Ещё интересней, — добавили другим незнакомым голосом, — что же у неё за талант? Вездехорь никогда ничего не делает просто так. Да и таария уж больно дерзкая. А замашки, как у деревенской курицы, что всю жизнь пасла свиней.
Радо-Яр пренебрежительно хмыкнул и возразил:
— Она придуривается. Причём, успешно, раз все купились на её ужимки. У неё речь весьма образованного человека. Даже слишком. Такую здесь редко у кого услышишь. К тому же у неё отменная реакция. Она демонически сообразительна. Один из её талантов я уже видел.
— Какой? — озадаченно прохрипел собеседник.
— Она мастерски закручивает тебе мозги. И манипулирует тобой, словно пацаном. Удивитесь, но я за этой девкой не всегда поспеваю. Честно говоря, стерва выставила меня дураком.
— И ты ей спустишь? — усмехнулся его дружок.
Жаль, что Руана не могла высунуть за край голову: посмотреть, кого подслушивает. Яраны обязательно её заметят
— Думаю, тебе лучше оставить её в покое, — задумчиво посоветовал хрипатый. — Кстати, не знаешь, какого демона с ней возится эта стерва Багена?
Все-то у них стервы — негодующе закусила губу Руана. Можно подумать, сами аристократы духа с идеальными манерами. Мужланы!
— Ну, с Багеной-то проще, — недовольно процедил Радо-Яр. — Она из-за этого мерзавца Викрата старается. Задело, что у него появилась невеста. Вот и крутится рядом.
— Ревнуешь? — хмыкнул третий.
— Брось, — пренебрежительно буркнул Радо-Яр. — Это уже не смешно даже для подначки. Женщина, связавшаяся с тааром, для меня перестаёт существовать.
Руана удовлетворённо кивнула: не ошиблась. Викрата с Багеной что-то связывает: любовь или мимолётные страсти-мордасти — не так уж и важно.
— А эта явившаяся из ниоткуда таария?
— А эту я буду объезжать, пока не сломаю, — всё так же пренебрежительно заявил самоуверенный назл. — И тогда Таа-Дайбер будет вынужден принять мой вызов.
— Император ему запретил, — с сомнением напомнил хрипатый. — Иначе Викрат давно бы его принял. Брат, не заблуждайся: он вовсе не трус.
— Знаю, — досадливо бросил Радо-Яр.
— Яр-Анат прибыл, — оповестил дружков третий участник увлекательной беседы.
— Пошли, — нехотя предложил Радо-Яр. — Нужно покончить с этим делом. Император больше не желает слышать о нападениях волков в Санских дубравах. Так что придётся проредить их стаи. Пока крестьяне сами не подняли вой на всю империю.
И яраны куда-то утопали, оставив бедную девушку решать сложную проблему: как спуститься вниз незамеченной? Пока она тут изображала из себя лазутчика, за сеном у стены пришли. И теперь не скоро его перетаскают по стайкам. Как бы не пришлось ночевать на этой демоновой крыше!
Где она узнала… А что она, собственно, узнала такого, о чём не догадывалась? О, так сказать, особом интересе к ней Багены? Так сама же дала той понять, что беспокоиться пока не о чем. Викрат же с успехом подтвердил её полупризнание: притащил в цитадель невесту и тотчас бросил. Умчался развлекаться на охоту, не позаботившись о её судьбе. Любой заинтересованной в нём особе это должно греть сердце.
Что ещё? Ещё, нахальную таарию собрались объезжать, пока не сломают. Простите, в каком смысле? Речь о душевных унижениях или телесных увечьях? Последнее вряд ли — была твёрдо уверена Руана. За подобную низость распоясавшегося назла прикончат свои же. А вот, что касается унижения…
Обрушившееся на неё небо оказалось тяжёлым и горячо обжигающим ухо.
— И что, интересно, высокородная таария делает на крыше коровника? В таком дорогом платье, — прогудело ей в ухо небо, коленом раздвинув ноги.
Этот жест… Он грянул чудовищным намёком на безжалостное насилие. Он должен был обрушиться на неё немыслимым ударом судьбы, низвергнув душу в кромешные пучины отчаянья. Призрак непереносимого бесчестья грозил растоптать всё самое… самое…
И не растоптал. Не говоря уж о том, что душа чувствовала себя превосходно защищённой: из-за непробиваемой брони своей незыблемой самоценности. Что ты с ней не делай, как ни унижай, ни топчи — Руана всем сердцем чувствовала: она переживёт. И никакое безумие — что после насилия овладевает слабыми натурами — не властно над
