в покое. Чаще всего и люди, и звери, и вещи, сломя голову, бегут из страницы в страницу к приключениям, битвам и подвигам». Его стихи рассчитаны на множество иллюстраций, их ритм подвижен и переменчив, рифмы очень простые, стихи легко запоминаются. Поэтому они так любимы детьми.
Но в его сказках много пугающих страшных сцен. Так, начинающаяся задорным парадом зверей, которые «едут и смеются, пряники жуют», сказка «Тараканище» сменяется сценой появления Таракана:
Звери задрожали,
В обморок упали.
Волки от испуга
Скушали друг друга.
Бедный Крокодил
Жабу проглотил.
А слониха, вся дрожа,
Так и села на ежа.
Дальше – хуже. За изображением ужаса зверей перед Тараканищем («Только и слышно, как зубы стучат, только и видно, как уши дрожат», и т. п.) следует картина его торжества:
А он между ними похаживает,
Золоченое брюхо поглаживает:
«Принесите-ка мне, звери, ваших детушек,
Я сегодня их за ужином скушаю!»
Производят сильное впечатление ритмичные строки «Мухи-Цокотухи»:
Вдруг какой-то старичок
Паучок
Нашу Муху в уголок
Поволок —
Хочет бедную убить,
Цокотуху погубить!
<…>
А злодей-то не шутит,
Руки-ноги он Мухе веревками крутит,
Зубы острые в самое сердце вонзает
И кровь у нее выпивает.
Муха криком кричит,
Надрывается,
А злодей молчит,
Ухмыляется.
Или же – описание «гадкого, нехорошего, жадного Бармалея», который «бегает по Африке и кушает детей»:
Он страшными глазами сверкает,
Он страшными зубами стучит,
Он страшный костер зажигает,
Он страшное слово кричит.
А чего стоят несколько иронические строчки, повествующие о страданиях Айболита в огне:
Но злодей Айболита хватает
И в костер Айболита бросает.
И горит, и кричит Айболит:
«Ай, болит! Ай, болит! Ай, болит!»
Все эти сцены настолько яркие, настолько увлекательно описаны, что их можно зримо представить. Это, конечно, говорит о незаурядном мастерстве писателя, но вместе с тем очевидно, что эти сказки могут напугать детей (особенно впечатлительных), оказать отрицательное влияние на детское воображение.
Даже в довольно безобидной сказке «Мойдодыр», перегруженной назидательностью, писателю обычно не свойственной, присутствует ощущение некоторого дискомфорта. Героя преследуют мыло и мочалка, пугает крокодил. «Из маминой из спальни», одного из самых уютных мест дома в восприятии ребенка, появляется «кривоногий и хромой (!) умывальник». А все это только ради того, чтобы заставить героя умыться и воспеть «вечную славу воде».
Иногда некоторые фрагменты сказок доступны пониманию только взрослых, а не детей. Особенно это относится к «Крокодилу».
В этой сказке есть монолог Крокодила, который, по всей видимости, пародирует стиль романтических поэм, прежде всего «Мцыри» М.Ю. Лермонтова[27].
– Узнайте, милые друзья,
Потрясена душа моя,
Я столько горя видел там,
Что даже ты, Гиппопотам,
И то завыл бы, как щенок,
Когда б его увидеть мог.
Там наши братья, как в аду —
В Зоологическом саду.
О этот сад, ужасный сад!
Его забыть я был бы рад.
<…> вы помните, меж нами жил
Один веселый крокодил…
Он мой племянник. Я его
Любил, как сына своего.
<…> В лохани грязной он лежал
И, умирая, мне сказал:
«Не проклинаю палачей,
Ни их цепей, ни их бичей…
<…> сказал и умер.
Я стоял,
И клятвы страшные давал
Злодеям людям отомстить
И всех зверей освободить.
В «Крокодиле» страшных эпизодов больше, чем в других сказках Чуковского. В этой сказке присутствуют стихи, напоминающие современные детские страшилки (уж не с «Крокодила» ли они начались?). Их стоит процитировать подробно.
Милая девочка Лялечка!
С куклой гуляла она
И на Таврической улице
Вдруг увидала Слона.
Боже, какое страшилище!
Ляля бежит и кричит.
Глядь, перед ней из-под мостика
Высунул голову Кит.
Лялечка плачет и пятится,
Лялечка маму зовет…
А в подворотне на лавочке
Страшный сидит Бегемот.
Змеи, шакалы и буйволы
Всюду шипят и рычат.
Бедная, бедная Лялечка!
Беги без оглядки назад!
Лялечка лезет на дерево,
Куклу прижала к груди.
Бедная, бедная Лялечка!
Что это там впереди?
Гадкое чучело-чудище
Скалит клыкастую пасть,
Тянется, тянется к Лялечке,
Лялечку хочет украсть.
Лялечка прыгнула с дерева,
Чудище прыгнуло к ней,
Сцапало бедную Лялечку
И убежало скорей.
А на Таврической улице Мамочка
Лялечку ждет:
– Где моя милая Лялечка?
Что же она не идет?
Писатель так мастерски нагнетает атмосферу страха (звери оказываются на всех, привычных для ребенка, местах, окружают девочку везде, она прижимает к груди куклу, катастрофа выглядит неотвратимой), что даже взрослому читателю при чтении этого фрагмента становится не по себе. Что же говорить о детях, а ведь эта сказка, как и все произведения Чуковского, рассчитана на самых маленьких. И хотя в конце «Крокодила» животные мирятся с людьми и «по вечерам быстроглазая Серна Ване и Ляле читает Жюль Верна», книгу это не спасает.
Но есть у Чуковского и мирные сказки, лишенные жутковатых деталей; есть и прекрасные переводы из английской поэзии.
Именно в них с полнотой раскрываются все лучшие стороны его творчества: бодрый, радостный тон, близость к детскому восприятию мира, праздничные концовки. Среди таких сказок
И этот добрый, убаюкивающий финал не может не вызвать у ребенка чувства радости и уверенности в том, что все и завтра, на следующий день, будет хорошо.
Большой популярностью у детей и взрослых пользуется творчество Георгия Остера (р. 1947). Ему
