союзники Сазонова отказались хоть каким-то образом обсудить возможность демонстрации силами одной лишь Тройственной Антанты, опасаясь, что таким образом нарушится гармония «европейского концерта» и возникнет угроза континентального конфликта[266]. Казалось, России представлялась отличная возможность приступить к единоличным – пусть пока до конца и не определенным – действиям.
Но оставалась и иная возможность: вынудить Турцию отказаться от наступления, тем самым предотвратив военный ответ России, а именно объявить Османской империи экономический бойкот от лица Великих держав. Теоретически экономика Турции всецело зависела от европейских держав, так что, если бы она пошла против выдвинутых требований, ее финансовой системе угрожало бы полное банкротство. Не вполне ясно, кто именно выдвинул данную идею, но ее обсуждение развернулось 18 июля в Лондоне и продолжалась в течение нескольких недель. Сазонов идею одобрил; Грей и так продвигал ее с самого начала; фон Ягов также не протестовал; французы же были категорически против.
Итак, между столицами союзных держав, Петербургом и Парижем, разгорелись жаркие дебаты о возможном бойкотировании Турции. С самого их начала Поль Камбон заявил, что, по мнению Франции, подобная стратегия не окажет на Турцию ожидаемого воздействия, поскольку «Европа вовлечена в османскую экономику куда сильнее, чем думается державам»[267], а еще через несколько дней в беседе с коллегами по Антанте заметил, что «европейский финансовый мир не дозволит державам довести Турцию до банкротства»[268]. Однако стремление французов выдать проблему за общеевропейскую было воспринято с недоверием: ни на Уайтхолл, ни на Певческом мосту ни секунды не сомневались, что французское правительство печется в первую очередь о французском финансовом мире, а не о европейском[269]. Их мнение подтверждали, к примеру, невнятные оправдания французского правительства за сотни и сотни тысяч франков, исправно выплачиваемых Турции через Regie des tabaes, посредством которых финансировались – на что неоднократно указывала Россия – турецкие военные нужды[270]. Франция поначалу утверждала, что обсуждаемые выплаты закреплены подписанными представителями Regie контрактами, нарушение которых усложнит положение компании на рынке[271]. 1 августа Сазонов жаловался Извольскому, что немцы убеждены в том, что французы будут и впредь игнорировать просьбы России прекратить выплаты Турции, и пользуются случаем, нагнетая столь нежелательные разногласия внутри Франко-русского союза[272].8 августа русский министр заявил, что финансовое давление является наилучшим – невоенным – средством воздействия на Турцию, вновь негодуя на французское финансирование Константинополя. Пишон тут же сослался на коммерческую тайну, защищающую контракт, и подкрепил свои доводы наличием среди акционеров компании, помимо французов, также немцев и австрийцев, отметив, что, как единогласно заявили его советники по юридическим вопросам, правительство не вправе вмешиваться в подобные контрактные отношения, иначе ему пришлось бы компенсировать все понесенные сторонами убытки[273]. Впрочем, уже 9 августа, вновь упомянув о юридических препонах, Пишон все же пообещал Извольскому постараться изыскать способ избежать очередного транша[274].
Но обещанные «старания» нетерпение Сазонова удовлетворили мало, и 12 августа Пишон попытался трояким образом аргументировать позицию Франции[275]. Во-первых, как он указал, резонно было бы опасаться, что если бойкот будет поддержан не всеми державами, то оставшиеся – в ущерб первых – окажутся в хорошем выигрыше. Однако еще накануне, 11 августа, немецкий министр фон Ягов[276] подчеркнул свою готовность присоединиться к бойкоту, а позднее Сазонов парировал этот тезис Пишона, процитировав его же финансовых советников, отвергавших возможность подобного выигрыша как для небольших европейских держав, так и для Америки[277].
Во-вторых, Пишон заявил Извольскому, что французы составляют лишь третью часть в совете директоров, а значит, не могут в одиночку прервать выплаты, нуждаясь в голосах австрийцев и немцев, которые, подразумевал министр, заполучить будет весьма непросто[278]. Словом, Россия требовала невозможного. Однако чуть позже Сазонов уведомил Извольского, что австрийский и немецкий посланники в Петербурге положительно заявили ему, что абсолютное большинство в совете принадлежит как раз французам, а также подтвердили готовность своих правительств поддержать в данном вопросе русского министра[279]. На примере описанного обмена мнениями мы уже не впервые можем наблюдать, как Франция оппонирует России по важному для последней вопросу, в то время как Центральные державы с готовностью усугубляют разлад во франко-русских союзных отношениях.
Наконец, третий аргумент Пишона представляется чрезвычайно спорным, но, подобно предыдущим, все еще нацеленным убедить Россию не продавливать более план экономической блокады. Согласно сообщению Извольского от 12 августа, «из частных младотурецких источников, весьма близких к высшим правительственным кругам», Пишону стало известно, что Турция, отчаянно желая сохранить контроль над Адрианополем, попытается предложить России соглашение с грандиозными уступками, включая даже «разрешение известного вопроса в согласии с нашими [франко-русскими] договоренностями»[280]. Достоверность сведений Пишона сомнительна в значительной степени и ввиду того, что никаких других упоминаний об этих «частных источниках» в дипломатической корреспонденции Парижа не обнаружено. Если же история и правда была выдумкой и слух был пущен именно Парижем, а не дошел из Константинополя, то это является очевидной иллюстрацией тому, сколь усердно Париж старался отвадить Россию от идеи финансового бойкотирования Турции. Но даже если источник Пишона был и надежным, и турецким, французский министр должен был, зная позицию самого Сазонова, понимать, что тот не заинтересован в двусторонних переговорах по проливам, как подразумевалось в сообщении источника. Ведь он уже неоднократно отвергал подобную возможность, начиная с попытки Чарыкова в 1911 году, а военный потенциал России с тех пор укрепился недостаточно, чтобы придать ему уверенности, что России по силам отбить любые требования Австрии о компенсации в Сербии. Таким образом, третий аргумент Пишона, равно как и первые два, также был обречен на неудачу, и вплоть до окончания кризиса Сазонов постоянно возвращался к идее бойкотирования Турции.
Итак, французы блокировали предпочтительный дипломатический путь, немцы возражали против какого-либо силового метода и ни англичане, ни французы не желали пойти на независимые действия Тройственной Антанты, так что Сазонов принялся обдумывать возможные самостоятельные действия России. Он предуведомил и Великие державы, и Турцию, что в случае необходимости Россия будет действовать в одностороннем порядке[281]. Фон Ягов заявил британскому поверенному в Берлине, что готов согласиться на подобный расклад, если русские действия не коснутся Армении, но уже 23 июля в беседе с Бьюкененом Сазонов допустил, что, возможно, именно там все и развернется. Бьюкенен решительно предостерег его от подобных действий, поскольку они могли повлечь за собой распад Турецкой империи в Малой Азии[282]. Вместе с тем, сказанное Сазоновым являлось скорее своего рода «мыслью вслух», чем выражением конкретных намерений, ибо ни с императором, ни с председателем Совета министров, ни с
