Книга Раздели мою боль - Юрий Борисович Андреев

возможное, он забывается совершенно опустошенный. А наутро где-то внутри еще продолжает саднить, и задним числом он успокаивает себя, что каждый человеческий организм строго индивидуален и, как бы ни была разработана операция, предусмотреть всего, особенно когда имеешь дело с сердцем, невозможно.

Но вчерашний пациент вопреки всему продолжал держаться на плаву, и Николай, чтоб не передоверять дело реаниматологам, снова отправился в больницу. Больной лежал без движения, глаза были закрыты, но веки легкими колыханиями продолжали жить своей, отдельной жизнью на недвижном лице. Иногда они вздрагивали так, будто глаза пытались разглядеть что-то, и тогда мышцы лица начинали сокращаться и пациент шевелил губами.

— Я вам звонила, но вы не ответили, уже уехали, наверное, — шепотом доложила сестра. — Сначала, когда привезли из операционной, вообще не подавал признаков жизни, пульс становился реже, стало падать давление. Я решила, что наступает конец и кинулась за врачом. Но внезапно сердце заработало и все постепенно пришло в норму.

— А губами он, когда начал шевелить? — поинтересовался Николай.

— Сразу, как стал приходить в себя. Дежурный врач решил его пока не трогать, — пояснила сестра.

Николай кивнул и, подойдя к Олегу, осторожно накрыл его ладонь своей.

— Можете говорить? — осторожно поинтересовался он. Реакции не последовало, необходимо было предпринять что-то другое.

«Иногда, находящийся в коматозном состоянии способен слышать созвучное своим снам. Надо вспомнить, что он говорил во время операции?» — подумал Николай.

И тут последние фразы внезапно сами всплыли в сознании.

— Жизнь человеческая сродни течению реки. Натолкнувшись на препятствие, она разливается вширь, мельчает и превращается болото, выбраться из которого дано не каждому, — словно читая чей-то текст, повторил он.

Веки больного дернулись сильней обычного, тело заметно напряглось и стало видно, как оно возвращается к жизни.

— Дорогу осилит идущий, но в поисках удобного пути можно потерять свой, — глухо ответил он.

«Пациент стал приходить в себя. Надо сделать паузу, чтоб дать отдохнуть мозгу, и уже потом продолжить беседу, — решил Николай, — А правильно ли я поступаю, ведь это совершенно не мое дело, — мелькнула осторожная мыслишка. Ладно, подождем».

Чтоб не оказывать на больного дальнейшего воздействия, он специально отвернулся, попытался направить мысли в другое русло и непроизвольно задумался о словах больного. Походившие на прорицание они не просто задели за живое.

«В поисках удобного чужого пути можно потерять свой!» — сказано не в бровь, а в глаз! Да еще когда это произнесено в такой необычной обстановке!

Николай не раз всерьез подумывал махнуть на все рукой и податься поработать в Штатах. К расхожему мнению, что уехавших рано или поздно замучит ностальгия, он относился скептически, в конце концов, всегда есть возможность вернуться навсегда или просто наезжать в отпуск. Его мучили соображения совсем иного рода. Направление хирургии, в котором он специализировался, насчитывало всего с пару десятков лет, развивалось, как говорится, не по дням, а по часам, и отследить новые тенденции можно было лишь находясь в постоянных контактах с зарубежными коллегами. Эти контакты обустраивались иностранными фирмами таким образом, чтоб при выездах за рубеж российские врачи не чувствовали себя людьми второго сорта. К тридцати с лишком годам Николай успел объездить с кратковременными командировками полмира и о цивилизованной жизни за «бугром» мог судить не понаслышке. Бесспорно, врачи-хирурги чрезвычайно уважались в тамошнем обществе и в бытовом плане могли позволить себе многое…

Как-то подвернулась оказия съездить на недельку в Нью-Йорк и попрактиковаться в тамошней частной клинике. Каково же было удивление приехавших на стажировку врачей, когда выяснилось, что клинику фактически возглавляет один из бывших учеников крупного отечественного светилы, уехавший из России в самом начале 90-х. Соответственно, персонал, вплоть до медсестер, был набран из российских эмигрантов, и на работе говорили преимущественно по-русски.

С коллегами-соотечественниками главврач общался без церемоний и в застольных беседах откровенно поведал о местном житье-бытье. В отличие от большинства российских эмигрантов, благодаря своему таланту хирурга, зарабатывал он действительно много. И соответственно статусу снимал просторные апартаменты в богатом районе и разъезжал на блестящем престижном автомобиле. Но что-то в его поведении настораживало. Поначалу Николай решил: та самая ностальгия, которая ощущается особенно остро при встречах с соотечественниками. Однако, все оказалось гораздо проще.

— Американцем хорошо быть в третьем-четвертом поколении, когда врос корнями в эту землю. И то, если повезет удержаться на плаву и научиться откладывать на старость, — бросил он как-то невзначай, и в ответ на недоуменный взгляд Николая пояснил. — Я уже не молод, зарабатываю на жизнь своими руками. Перестанут они слушаться, и что меня ждет? — конечно, с голоду здесь не сдохнешь, но никакие регалии и прошлые заслуги тоже ничего не значат… Но, тем не менее, сообщите, если надумаете поработать в Штатах, — неожиданно добавил он. — Я помогу вам устроиться. Они обменялись визитками.

Конечно, врач мыслил категориями еще советского времени, когда элитных хирургов обучали всего лишь в нескольких клиниках мира, и специалисты были наперечет. Сейчас, если периодически не переучиваться, скоро превратишься в обычного ремесленника. А будет ли в Штатах такая возможность, ведь там каждый шаг стоит денег, и немалых. Правда, и здесь дела складывались не лучшим образом. Получив ученую степень и делая сложные операции, Николай надолго застрял в городской больнице на должности рядового врача. Дело было, даже не в должности. Заедала та самая рутина, и он все чаще подумывал о звонке в Нью-Йорк.

Глава 18

Между тем больной неожиданно открыл глаза и, приподняв голову, оглянулся по сторонам.

— Николя, mon ami, откуда ты взялся? — удивленно поинтересовался он. — Интересно, мы с тобой в аду или в раю? Я шучу, если все-таки встретились, это не так важно, — улыбнулся он вымученной улыбкой, — ты в белом халате, значит мы в больнице.

«Со мной говорит не Олег, а кто-то совсем другой. Кажется, такое иногда случается при частичной потере памяти, — растерянно подумал Николай. — Надо будет покопаться в литературе и заодно позвонить в институт неврологии. Ну и денек, сначала монах, затем, вообще, неизвестно кто. И все в одном человеке. Интересно, почему он меня называет по имени? — впрочем, сейчас это не так важно. Надо попытаться его как-то разговорить. Скажу, что попал в аварию и потерял сознание, интересно, что он ответит».

— Тебя на улице подобрали, ты помнишь что-нибудь? — осторожно сообщил он незнакомцу.

Тот напрягся, вспоминая, и утвердительно кивнул:

— Ну конечно, я стоял возле Оперы и вдруг заметил, как по противоположной стороне улицы, вдоль набережной Влтавы идет девушка. Она была так похожа на Натали, — он посмотрел на Николая, — да, та самая Натали, с которой