«Перевалочная база? Но, кроме металлолома, ничего здесь не вижу. С кузовов железо поснимали, ясно, что и бензин слили. Тут же нет ничего».
Он обошел завалившуюся на бок бронированную машину. В ее толстом металлическом брюхе зияла черная дыра диаметром больше полуметра.
«Что за зверь ее прогрыз?»
– Строений нет – жили в палатках, – рассказывал Кубинец. – Снялись, ушли, будто и не было. Баки с топливом под землей.
«Думаешь, не выкачали до сих пор?»
– А кто знает. Всех убили. Я забрал только Сиверса, а он сюда больше не возвращался. Видишь там, на холмике, обгоревший грузовик? В нем сожгли десять человек – все танкисты. Военные отставники. Тоже заработать хотели.
– А их ты почему не спас? – спросила Рита.
– А за них мне не платили, – ответил Кастро. – Зачем рисковать? Они знали, на что идут. Можно было попробовать, но…
– Тебя интересуют только деньги, так? Ничего святого! Знаешь, ты кто?.. Знаешь, кто? – запальчиво крикнула девушка.
«Рита, вы не правы, – возразил Саня. – Нельзя так огульно…»
– А ты вообще заткнись, рохля! – крикнула она. – Что, Фиделек, – обратилась к Кастро, – много денег заработал на чужих жизнях? Купил себе покой?
– Мог бы. Выпал бы дубль, кружил бы сейчас на своей яхте вокруг Гавайев. Черт, мне так везло! До сих пор в себя прийти не могу. Что-то с этим столом не так было. Весь день фартило. А тут ставлю все, кидаю кости, смотрю…
– Ты болен, – перебила Рита. – Очень болен.
– Да нет, не в этом дело. Сейчас думаю, стол был кривой. А самочувствие отличное.
В самолете было прохладно, а здесь, на воздухе, очень жарко. Солнце напекало голову даже через шляпу. Саня зашел в тень невысокого дерева и сел на песок.
«Вы все спускаете в казино?.. А зачем?»
– Философский вопрос.
«Я очень устал».
– Отдыхай, ложись прямо здесь.
«А змеи, а пауки?»
– Зачем ты так о ней? – усмехнулся Кубинец. – Злюка, конечно, характер не сахар, но…
Догадавшись, что это о ней, Рита возмутилась:
– Сам такой! – крикнула она. – Убийца!
– Что ты об этом знаешь? – с упреком спросил Кастро. – Вот здоровяк понял меня. Нельзя судить так вот, огульно…
«Ну, я не то, чтобы… – оправдывался Саня. – Просто вы, мне кажется, не злой человек. За вашей иронией прячется что-то. Вы страдаете, душа у вас болит, я чувствую. И стыдно вам, и людей жалеете».
– О как! Поняла, Маруся, какой я?!
– Давно поняла.
– Хе-хе… правильно. Нет, Геркулес, права Глаша.
Плевал я на все и на всех. Она знает, знает… Она сама такая. Вот и кидается на меня. Да только так добрее не станешь, милая. Себя не обмануть, больше прежнего зачерствеешь.
– До старости дожил, а ума не набрался, – огрызнулась Рита. – Психолог ты никудышный. Я очень, очень добрая, и найдется кому подтвердить. А о тебе хоть один человек что-то хорошее скажет?
«Кастро, это правда, – проникновенно произнес молодой человек. – Рита очень хорошая, замечательная, она очень чувствительная, и…»
– А ты вообще заткнись! – оборвала она. – Защитник.
Саня лег на песок и устремил взгляд вверх. Не покоренные им облака ветер порвал в клочья и разбросал по небу. Молодой человек закрыл глаза. Облака как бы сразу устремились к нему, забрались под одежду, просочились сквозь кожу, затуманили сознание, растеклись по венам. Но он не уснул, неясные эмоции, волнение от чужих мыслей, сомнений тревожили сердце, требовали каких-то действий, движения.
«Кто из вас мешает мне спать?» – спросил он.
– Странно все это, – прошептала Рита. – Куда мы бежим? Что мы сделали? А если с тобой что-нибудь случится, мы тоже умрем? И что, как растения, всю жизнь в какой-то клинике чахнуть, покрываться пролежнями?.. А отец будет приходить и плакать… приходить и плакать… И никто больше не придет?..
– Неправда, – возразил Кубинец. – Я буду навещать тебя. Пришлю на день рождения открытку. Все не так плохо.
– Куда ты придешь? Куда пришлешь? Ты такой же коматозник, как и я.
– Да?! – деланно удивился Кастро. – Александр, мы тут посоветовались… Вы должны беречь себя. Водку литрами больше не жрать, и холодного поменьше. Ложиться в девять, и чтоб больше никакой порнухи по ящику.
Саня усмехнулся, открыл глаза и закинул руки за голову. Но так ему стали видны гусеницы перевернутого танка, и от этого вернулось неприятное чувство тревоги. Чтобы расслабиться, он снова раскинул руки в стороны, под затылком захрустел песок.
«Скажите, Грин, почему вокруг этой виолончели такая шумиха? Что с ней не так? Почему она так нужна всем этим странным типам?.. Я понимаю, что это плохие, жестокие люди. Не для доброго дела она им понадобилась. Но не получится ли так, что те, кому мы ее везем, еще хуже?»
Грин задумался:
– Ты знаешь, я много чего делал такого, о чем стыдно вспомнить, – произнес он непривычно серьезно. – Но это задание, может быть, единственное, которым я смогу гордиться. То, что мы делаем, будут помнить. Все промахи, ошибки забудут, а это… это навсегда.
«Что в ней спрятали? – спросил Саня. – Панацею от всех болезней? Или инструкцию, как вручную собрать атомную бомбу? Или еще что-нибудь похуже? А может, на внутренней стенке выжжена карта и черной свастикой отмечено, где фашисты спрятали золото рейха, а? Нет? И рядом не стоял? Тогда что?»
– Фантазер, – посмеялась Рита. – Такое мелет, и ведь сам в это верит, поразительно! Хочешь, скажу, что там?.. А вот что: один дурак переспал с одной дурой, или дураком – не важно. А третий дурак узнал, снял на пленку, сунул в виолончель и стал шантажировать. И завтра, чтобы от первого дурака жена не ушла, потому что он извращенец и вообще скотина, он начнет бомбить какой-нибудь Пакистан. Трудно, но можно представить, сколько стоит одна война. Все просто, никаких карт с летающими тарелками и тайными ходами в параллельные измерения.
– Браво! – сказал Кубинец. – Мура, конечно, но интересно. Только чем же тут гордиться?
– Ну как, вернешь первому дураку пленку, и не будет войны. Станешь почетным пакистанцем. Можешь не говорить. Я и сама знаю, что права; правда банальна, не интересна.
– Александр, как вам такая версия? Скажите честно, вы за войну или за мир? Спасем ни в чем не повинный пакистанский народ?
Тень, спасаясь от солнца, незаметно уползла в сторону. Саня надвинул шляпу на лицо.
«Не знаю… Я как-то всегда был далек от этой страны. Но если так получается, что кроме нас некому, то, наверное, выбора-то особо и нет…» – Он повернулся набок, положил ладошку под щеку и поерзал тазом. Теплый песок поддался, рассыпался в стороны, и Саня будто слился с землей, стал незаметным, невесомым. Мыслей больше не было, дыхание стало спокойным, ровным, и он заснул.
