– Злится, злится. Не слушай ее, – подал голос
Кастро. – Все у них из-за самолюбия. Красивые бабы все злобные стервы. Хорошо хоть она тебе не жена. За ужин не похвалишь – голову ночью отрежет. Эта из таких, эта может. Была у меня такая.
И Кастро пустился рассказывать.
– В Гуанчжоу у богатого китайского промышленника украли старшую дочь. Звали ее Аи – любовь, значит. – Он чуть помедлил, а затем продолжил: – Держали на востоке Вьетнама, на берегу Южно-Китайского моря. Два миллиона просили. Папочка не верил, не хотел платить: «Это она назло мне, – говорит, с хахалем своим спелась». А жених ее как раз вместе с ней пропал. Нанял папаша меня и еще троих. Сорок тысяч обещал на всех, – копейки. В другой раз не поехал бы, но я на мели был тогда. Не подфартило, проиграл много. Две недели рыскали – нашли. Ну и, значит, выкрал я ее, а товарищам моим не повезло. Постреляли товарищей моих. Все-е-ех… Искали нас по деревням. По пятам с собаками гнались. Но ничего, смогли оторваться. Она папе позвонила, поговорила, и стали мы ждать, когда папочка уже заберет нас. Месяц под пальмами на берегу моря в хижине прятались. Такая любовь у нас вдруг случилась. Удивительной силы чувство захватило.
Ух и горячая девчонка. Я таким худым ни до, ни после не был. Сутками не слезала с меня. Страх, какая голодная до… Ну ладно, вы еще маленькие…
И говорит она мне: «Давай, – говорит, – отца моего обманем и деньги за выкуп у него возьмем. Жить, значит, станем вместе пожизненно, в сытости и уважении стареть себе потихоньку, наращивая любовный темп». Ну, я ей объяснил: «Не могу я поступить неблагородно так с родителем твоим, не по-джентльменски это. Да и убьет он меня, чего доброго». И началось, и всю неделю последнюю: «Давай убежим! Давай обманем! Да ты меня не любишь! Да ты вообще не мужчина! Не соглашаешься – да ты меня унижаешь, ну и пеняй на себя!» «Пеняй на себя» – это она в последнюю ночь сказала.
Месяц под пальмами на берегу моря в хижине прятались. Такая любовь у нас вдруг случилась. Удивительной силы чувство захватило. Ух и горячая девчонка.
Настал день. Показался катер. Приплыли, значит, за нами. И не успел он причалить, как выстрелила любовь моя Аи в спину мою широкую. Разок, и еще один, для верности.
Не папа за ней приплыл, а верный жених с верными своими друзьями. С теми самыми, от которых месяц назад я ее благополучно спас. Ему, любимому, звонила она, а не папочке миллионеру. Через два месяца родитель таки растрогался и заплатил выкуп за зайку-дочурку. Но об этом узнал я намного позже. После травяных припарок, больничных коек и тайбэйской медсестренки красавицы Киру.
– А почему жених сразу за ней не приплыл? – расстроено спросила Рита.
– Выкупа ждал.
– Ты до сих пор ее любишь?
– Конечно, – ответил Кубинец. – Киру была потрясающая женщина. Красавица. Какое лицо! Какое тело! Она приходила ко мне в палату по четным дням, на выходные оставалась ночевать, а однажды…
– Да нет, я про ту китаянку спрашивала. Ты ее вспоминаешь?
– Ода!
Эта история показалась Рите очень романтичной. И, несмотря на то, что она считала себя человеком далеким от сантиментов, всех героев рассказа ей вдруг стало очень жалко, даже захотелось плакать.
– Вот бы встретиться тебе с ней. Вот так, лицом к лицу. Ох и сцена была бы, даже мурашки по коже!
Кастро усмехнулся:
– Хм… ну так близко, думаю, не стоит. Расстояние ружейного выстрела меня вполне бы устроило.
Хуши сказал: «Чтобы сделать людей и мир лучше, иногда достаточно просто поесть»
Солнце стало припекать. Саня давно приметил в кармашке соседнего сидения джинсовую ковбойскую шляпу и натянул ее на голову. Там же нащупал очки. Узкие дужки поцарапали уши, но глазам сразу стало легче, больше не надо было щуриться.
Берег быстро двигался навстречу. Внизу буксир тянул баржу, ближе к берегу появились лодки, а через несколько минут внизу замелькали одинокие деревья, светлые полосы дорог, невысокие серые строения. Растительность какая-то скудная, все больше рыжая, выгоревшая трава. Полетели вдоль береговой линии, и теперь серая юркая тень «кукурузника», перескакивая с холма на холм, догоняла самолет сзади.
Море осталось позади. Самолет снижался, и тень от него подкрадывалась все ближе. Деревья, кустарники стали увеличиваться в размерах, уже были различимы детали – изогнутые стволы, почти голые ветки. С веток вспархивали напуганные ревом мотора птицы. Впереди открылась небольшая, усыпанная обгоревшей военной техникой поляна. Сверху все эти перевернутые грузовики и покореженные танки имели весьма неестественный, нелепый вид. Словно гигантский ребенок недавно разыграл здесь игрушечное сражение и забыл за собой убрать.
Штурвал уверенно пошел вниз, поднимая клубы пыли, колеса коснулись земли. Уставшая машина приземлилась недалеко от сорванной танковой башни, притормаживая, обогнула поляну по свободному краю.
Мотор затих. Необычная тишина повисла в воздухе.
«Я сделал это. – Саня откинулся в кресле, опустил руки и, устало выдыхая, улыбнулся заляпанной жирными пятнами обшивке потолка. – Я сделал это».
– Подумаешь, – надменно произнес Кубинец. Но он лукавил, потому что сам был в восторге и от полета, и от посадки, и от неутихающего ощущения новизны. И не только он стал замечать яркие краски. Рита тоже открывала что-то в себе. Ощущение опасности будоражило, пьянило девушку. Путешествие, настоящее приключение, вот оно – то самое, чего так не хватало в ее серой предсказуемой жизни. И все-таки, как ни крути, а ее желание, пусть наполовину, но сбылось. Она рядом с ним, она чувствует его. Пусть слишком поздно: не простит она обиды, не будут они вместе, но сейчас на какое-то короткое время…на неделю, может, две…
«Что здесь произошло? – спросил Саня. – Твоя работа?»
– Увы, – ответил Кубинец. – До меня постарались. Пакистан закупал списанную военную технику в обход агентства. Сивере всегда отстегивал хозяевам. Первый торговец смертью в Африке. Каждый третий автомат – его. А это – левая сделка. Пожадничал, не поделился. Руки загребущие, все ему мало… Его убили через месяц в Алжире. Отсюда его вытащил я. Он неплохо платил, когда речь шла о его шкуре.
– Как вам не стыдно! Спасать такого негодяя! – возмутилась девушка.
– И не говори. Знаешь, как стыдно. Особенно, когда я узнал, сколько он тут заработал за год. Скупердяй!
Просил его: добавь тысяч пятьдесят. Куда там! А я, между прочим, жизнью рисковал.
«Зачем мы здесь?» – Саня поднялся, потянулся до хруста в спине.
– Заправимся, ты поспишь часов пять, и двинем дальше. Вся техника шла своим ходом, здесь заправлялась.
Дверца полностью не открылась. Ее заклинило где-то на середине. Молодой человек протиснулся в узкий проем и спрыгнул на землю.
