дети прогуляются по нашим владениям. Даша тут уже много видела, а вот Сергею будет интересно.
— Я тут уже почти всё видела, — ляпнула Даша, на что радушный хозяин назидательным голосом поправил:
— Всего в наших оранжереях даже я не видел! Представляет, не далее, как в прошлую среду сам тут заблудился, пришлось звать на помощь.
На этом он оттащил своих жён куда-то в сторону, а Сергей повёл нас куда-то в глубь этого хрустально-зелёного царства.
— И правда твой папа тут заблудился? — уточнила Даша, когда мы чуть отошли.
— Представь, да! — выпалил младший Тимирязев и пояснил: — У нас же тут лабиринт, а ему что-то понадобилось в пустынях Америки. Мы там почти не работаем, только коллекцию поддерживаем… ну и несколько фанатиков работают с кактусами. Цветы там, чтоб у них какие особые вывести и прочее. Мы это тоже поддерживаем, потому что мало ли что пригодится, но сами там почти не бываем. Вот па и потерялся.
Глава 12
Первая кровь
Сергей повёл нас в царство азиатских орхидей, которые любил, но не более, а вот его старшая сестра от этих цветов просто фанатела. Меня эта красота тоже покорила, но большее впечатление произвёл масштаб сооружения. Стеллажи с цветами всевозможных форм и расцветок простирались на сколько хватало глаз, от главной галереи отходили многочисленные отнорки и побочные галереи. И это только естественные цветы, как сказал Сергей, выведенные сорта в соседних галереях и вывели их гораздо больше, чем найдено природных прародителей.
По ходу я мучил моего тёзку вопросами по генному программированию, в чём он, вполне ожидаемо, оказался на голову выше даже выпускников ремесленной школы, чего уж обо мне говорить. Наконец он не выдержал:
— Признавайся, что задумал?
— Да пока только намётки, — почти честно ответил я.
— Да не боись, красть идею не буду!
— Верю, — хмыкнул я, — у тебя тут своих секретов хватает. Просто пока и в самом деле говорить не о чем, да и хочется самому разобраться.
— Ну разбирайся. Но если что…
— Обязательно достану тебя вопросами.
Даша на это закатила глаза и шумно выдохнула.
Ксения остановилась у длинного, уходящего вдаль стеллажа, уставленного горшками с чем-то, напоминающем плотные пучки осоки.
— Эх… цимбидиумы ещё только зацветают… — вздохнула она.
— Да! — оживилась Даша. — Обязательно притащу его сюда числа десятого водолея!
Ксюша критически осмотрела своё хозяйство и поправила:
— Лучше пятнадцатого. Тогда они точно все распустятся. Вот это будет зрелище!
И она нежно провела рукой по торчащему из ближайшего пучка осоки цветоносу.
Даша, между тем, о чём-то договорилась с Люсей и под конец экскурсии они откровенно липли ко мне с двух сторон. Видать мысль о том, что мужчину придётся делить с как минимум ещё одной девушкой была для современных мадмуазелей привычна, оставалось только контролировать процесс: решить с кем конкретно и кто будет главной, вот Даша решила взять процесс в свои руки. Меня же ситуация малость напрягала: что ни говори, но мой прежний опыт не предполагал такие отношения.
Когда мы вышли из оранжерей, мамочки посмотрели на своих детишек с нескрываемой укоризной, похоже, полученный результат не устраивал их на корню. А вот сам старший Тимирязев от ситуации откровенно угорал. Я же не удержался и спросил: не состоит ли он в родстве с тем самым Тимирязевым, в честь которого получило имя его княжество.
— Конечно, было бы просто присвоить себе родство с великим учёным, но, нет. Мой великий предок, когда началась смута Тёмных веков, руководил стоявшей здесь ещё тогда сельскохозяйственной академией. Он сумел сохранить ядро академии и даже вёл кое-какие записи. Кстати, наш архив по Тёмным векам и предшествовавшему времени — самый полный из известных и большая часть того, что мы знаем об этих временах как з из наших архивов. И он же установил передачу своей должности по наследству. Ну а когда Тёмные века закончились, государь-император утвердил наше владение этими землями и пожаловал нам эту фамилию. Это огромная честь для нас и мы стремимся соответствовать своему имени!
— Думаю, Тимирязев, тот самый, гордился бы вами, — ответил я совершенно не кривя душой.
— Надеюсь на это! — с пафосом ответил Исидор Дмитриевич и было видно, что мои слова ему понравились.
На том мы и расстались.
В машине я вытащил из багажного ящика шлем, заправил в наручи боевые батареи и снял их с предохранителя.
— Не, вы с дядей Захаром реально маньяки, — хмыкнула она. — Ведь выглядишь в этом всём как дурак!
— Лучше я буду ходить по земле как дурак, чем лежать в ней как умный, — парировал я. — Ты лучше скажи, о чём вы там с Люсей договорились? Шкурку мою уже поделили?
При этом подумал, что правильнее было бы сказать"койку", но пока подъехать к Дашеньке с этой идеей, в смысле, с идеей «в койку», я не решался. Даша на это посмотрела на меня… не то, чтобы волком, но достаточно строго, и заявила:
— Во-первых, называй её Мила, Люсю она не любит. Во-вторых, да, на балу пригласим её в наш междусобойчик, причём сразу. Иначе наползут всякие, отшивать замаешься.
— Так о чём же вы договорились? — с некоторым ехидством настаивал я.
— Будешь себя хорошо вести, может быть и узнаешь.
Я только пожал плечами и принялся рассматривать Москву, сквозь которую неслись наши глейдеры. Время уже было позднее, мелкий снежок серебрился в свете фонарей самого винтажного вида. Ни дать ни взять керосиновые фонари конца XIX века, даже язычки пламени в них вполне себе настоящие и колышутся. Но мягкого тёплого света эти фонари дают много больше, чем уличное освещение в моё время, вверх они почти не светят, а колыхания теней, возникающие от того, что язычки"пламени" внутри прозрачных кожухов слегка покачиваются, не раздражают, а только добавляют ощущения уюта.
Убаюканный этой идиллией я не сразу среагировал на «Малину», резко обогнувшую наш кортеж и развернувшуюся к нам боком.
— Тревога! — заорал наш водитель, поднимая машину на дыбы.
— Зафиксируйся, — рявкнул я Даше, нахлобучивая шлем и подтягиваясь над передним сиденьем, чтобы увидеть атакующих.
— Куда! Прячься! — проорал водила, но я уже фиксировал в прицел одного из нападавших, того, который наводил на нас какую-то штуковину, напоминавшую длинную трубу. Ну вылитый гранатомёт XXI века.
В следующее мгновенье мой