Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
это трагедия, и обратно их, погибших, не вернуть. Даже сами слова не нужны, а лишь воспоминание об ушедших, и внутреннее к ним обращение в своей памяти с добрыми чувствами и горечью прощания. Сами же слова были в большей степени данью традиции, но истинной потребности в них офицеры в эти минуты не испытывали.
В кунге стояло не совсем понятное, но реальное ощущение одновременного присутствия на перекрёстке двух, в обычных условиях не пересекающихся, измерений, когда их самих – погибших – рядом нет, они уже мертвы, и их тела в вертушке летят на базу. И всё же они ещё как бы и есть, ещё ощущается присутствие их живых. Ты их – погибших – ощущаешь живыми, вот только не видишь…
И скорбь висит, она окружает, нет – не окружает, а обволакивает, будто плотная и вязкая субстанция… Эти воспринималось на уровне привычных тактильных чувств совершенно естественными ощущениями. Переход из жизни, через смерть в жизнь иную – он ощущался совершенно отчётливо доподлинным, но непостижимым пока таинством, как всегда это происходило после гибели солдат в боях.
Сложное чувство. Сложные эмоции. Многое сложно передать привычными словами…
А между тем, субординация в армии – дело такое, что раз ты начальник, командир, то не только в бою, но даже и в таких совсем печальных обстоятельствах. Искренние слова, сказанные в эти минуты командиром, который был с подчинёнными рядом в бою, будут потом служить для них моментом истины – как умирать, за что умирать, и как к ним, воинам, отнесутся после смерти.
И комбат сказал:
– Их уже не вернёшь. Но они продолжат существование. Жить в наших душах, в нашей о них памяти. Светлая им память. Царствие им небесное…
И он, давая понять, что больше слов не будет, выпил кружку до дна. Шаховской и зампотех тоже выпили не чокаясь.
– Ну что там, Лёш? Отправили людей? У нас какие-то есть дополнения по потерям, или всё, как Пасько докладывал? – уточнил Проскуров.
– Да вроде всё так… Кстати, Николаич, – обратился Алексей к зампотеху, – что там с тем БТРом, в который из «сапога» прилетело?
Шаховскому была нужна точная информация от главного у них спеца по этой части.
– Я уже проскочил и глянул на него. Там боеприпасы сдетонировали, машина загорелась и выгорела полностью. Нужно под списание, восстанавливать нечего. Попробую пулемёты снять, чтобы духам не достались, но вряд ли получится. Если не получится, то тротилом, шашкой их подорвём… там видно будет.
– Хорошо. Я этот БТР внесу в безвозвратные потери техники в сегодняшний отчёт. Валерий Николаевич, – обратился Шаховской уже к комбату, – вы сами доложите «Граниту», или мне БЧС* доложить?
* БЧС (боевой и численный состав) – форма количественного отчёта. При ведении боевых действий такой отчёт в ежедневном докладе сообщается вышестоящему командованию, как правило, по радиосвязи.
– Нет, я сам… Ты до утра отдыхай… если ничего такого не случится, – ответил комбат и задумчиво протянул: – А не слабо духи постреляли…
Шаховской:
– Тасе после боя тяжко было… Сгоревших у артиллеристов раскорячило так, что все руки-ноги торчат в стороны… обугленное мясо…
– Понятно…Ладно с этим. А что ты её саму не привёл? – перебил комбат, которому этот разговор давался тяжело.
– Не идёт… Я звал, но она отказалась.
Зампотех выдвинул предположение, которое было не столь далёким от истины:
– Да, может, она просто боится перед нами расплакаться?.. Не хочет показать слабость?
Шаховской счёл нужным не делиться тем, что случилось у неё в кунге чуть ранее.
Зампотех возбуждённо:
– Это ж какие нервы надо иметь? Какую выдержку? Она ж почти каждый день такие картинки видит – то внутренности, то кости раздроблённые… Аж в дрожь кидает, – его передёрнуло, – я бы так никогда не смог… Надо, Валер, её к награде бы представить. Есть за что!
Комбат:
– Надо. Ты это прав… Но разговор про внутренности ты затеял совсем не в тему… Вот совсем теперь не знаю: еда, она во мне приживётся или на выход попросится?.. Ну, блин, Володь, ранимая твоя душа.… В какую-то тебя не в ту степь понесло…
– Да! Может, и понесло. Я тоже вынимал этих наших двоих из БТРа у Пасько. Комбез весь свой… замарал… Теперь выкидывать…. Пришлось сменить… Приятного мало, я вам скажу… Я ведь тоже не каждый день такое вижу. И руками людей сгоревших достаю не каждый день! И хочу вам сказать, что работа точно не для нормальной человеческой психики… Во всяком случае, не для моей…
– Осталось что? Наливай, Лёш… Что говорить?.. Сейчас их поминать надо!.. Налил? Берите, мужчины, – велел комбат и поднял свою кружку. – Вспомним их. Помянем благодарным словом… Родным их – выдержки и сил пережить им эту беду… И пусть Бог примет ребятишек наших… Не судит строго. Все мы – его дети!
Комбат, произнося свои идущие из глубины души слова, встал, перекрестился. Следом, одновременно, поднялись Шаховской и зампотех. Мужчины выпили, не морщась, как будто был не горьким этот «напиток».
– Короче, ребят, наслужился я. Вот выйдем отсюда, из Афгана, уволюсь, буду бычков выращивать, – сообщил зампотех.
– А ты, Лёш? – неожиданно спросил комбат у Шаховского, и стало заметно, что он сам давно обдумывал ответ на подобный вопрос, и спрашивал мнение Шаховского, потому что понимал, что перед таким вопросом стоит большинство офицеров в подобных обстоятельствах войны. И хотел услышать и его ответ по теме…
– Не знаю… Как бы то, что Родине должны, то мы честно тут отдаём. Может, Николаич по-своему и прав: долги отдали, а это уже хорошо. Никому не должен, как свободный человек, – невесело улыбнулся Алексей.
– А ты, Валер? Ты что думаешь? – задал прямой вопрос зампотех.
– Вот, Володь, вспомнили парней. Ушли они… Погибли… Мы вот светлой памяти им пожелали… А почему не тёмной? – совершенно неожиданно и достаточно резко спросил он. – Ну почему?! Да потому, Володь, что мы на светлой стороне. И память нам нужна светлая. И ушли парни именно ради Света, ради торжества добра на этом свете… Свет – это Добро. – Комбат начал говорить какие-то свои мысли, давно и глубоко его беспокоящие.
Было понятно, что мысли эти – вызревшие внутри него, искренние, исповедальные и идущие из глубины его души. А потому перебивать его никто ни за что бы не стал. Да и при всей тяжести и жёсткости своей работы офицеры были остро чувствующими ситуацию людьми, и потому понимали, что комбату нужно выговориться именно сейчас. Дальше вновь будет слишком много работы, и отдушина откровения закроется под напором разных обстоятельств. И мысли эти будут биться в нём. И комбат продолжал:
– Истина-то в чём?
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
