на известных политических/идеологических/ культурных архетипах, но при этом предлагающей публике новый ракурс, иной взгляд, оригинальный подход. Как и любая PR-стратегия, „хайп“ способствует не только популяризации объекта или предмета, но и получению реальной прибыли. Однако, учитывая непрерывность и интенсивность существующего медиапотока, феномен „хайпа“ (по аналогии с HYIP — финансовыми пирамидами) характеризуется эфемеризацией — быстрой банализацией и рутинизацией, неизбежной потерей интереса со стороны аудитории» (Ефанов, 2018).
Под хайповым подходом при подготовке журналистских материалов в статье понимается подход, при котором достоверность информации часто не проверяется, в материалах не отражены разные точки зрения, отсутствует анализ причинно-следственных связей той или иной проблемы, ее социальная значимость, во главу угла ставится скорость размещения информации, используется сенсационная подача информации, в том числе громкий заголовок, часто вырванный из контекста. Распространение информации носит «вирусный» характер: новость сообщает одно СМИ, затем с громким заголовком быстро подхватывают множество других, через пару часов информационная шумиха утихает, к теме больше не возвращаются никогда.
В исследовании принято определение сенсации Б. Н. Лозовского — событие, сообщение, производящее сильное, ошеломляющее впечатление (Лозовский, 2007: 235).
Изменение характера подготовки материалов в СМИ и растущую тенденцию к преобладанию хайпового подхода можно отследить, проведя контент-анализ негативных публикаций о деятельности ГУФСИН России по Свердловской области в региональных СМИ за 2011 и 2019 гг.
К негативным отнесены те материалы, которые были написаны по отрицательным информационным поводам, где сообщалось, что произошло то или иное ЧП в исправительном учреждении: осужденный убил осужденного, сотрудники УИС пытают, избивают, убивают осужденных; о том, что нарушаются права осужденных: они содержатся в плохих условиях (зимой замерзают, летом изнывают от жары, в камерах тесно, темно, не хватает санузлов, питание не соответствует установленным законодательством нормам); о коррупционных и иных преступлениях, совершенных сотрудниками уголовно-исполнительной системы; о суицидах сотрудников или осужденных и др.
Контент-анализ показал, что в 2019 г. по 20 негативным информационным поводам в СМИ вышло 223 материала. В 2011 г. по 9 негативным информационным поводам — 42 материала. То есть в 2011 г. по 1 информационному поводу выходило в среднем 4,5 материала, в 2019 г. — 11. Материалы по негативным информационным поводам стали чаще дублироваться, при этом журналисты стали подходить к подготовке материалов более поверхностно, меньше анализировать проблему, о которой они пишут.
Максимальное количество материалов по 1 негативному информационному поводу в 2011 г. — 16 (массовая драка в ИК-62, в которой пострадало 26 осужденных), а в 2019 г. — 62 материала (массовое членовредительство осужденных ИК-2). Интересно, что в 2011 г. 8 СМИ (ровно половина) вернулось к теме драки в ИК-62: они уточняли, как происшествие допустили сотрудники колонии, кто был наказан, в чем причины и т. п. К материалу о массовом членовредительстве в ИК-2 вернулись только журналисты одного информационного агентства: они посетили ИК-2, взяли интервью у начальника колонии, осужденных, которые нанесли себе порезы запястий, их родственников, правозащитников.
Кроме того, при освещении ЧП в исправительной колонии № 2 имело место искажение фактов и распространение непроверенной информации. Первое СМИ, которое сообщило новость, назвало произошедшее «массовым бунтом 200 осужденных»[70], хотя на самом деле произошла акция протеста: 37 осужденных нанесли себе порезы запястий. Информация вызвала широкий общественный резонанс. Вероятно, у искажения фактов было несколько причин. Во-первых, желание придать больше сенсационности. Новость про порезы запястий заинтересовала бы только родственников осужденных и правозащитников, а про бунт — практически всех жителей Екатеринбурга, ведь колония находится в центре города, значит, беспорядки могут угрожать безопасности горожан, и у материала будет больше просмотров. Во-вторых, спешка журналистов при подготовке текста и нежелание обратиться за комментарием к нескольким источникам, в том числе в официальные структуры (пресс-службу прокуратуры Свердловской области, следственного комитета, ГУФСИН), к правозащитникам, а не только к родственникам осужденных.
Новость быстро подхватили, продублировали, часть СМИ — с заголовком, в котором упоминается слово «бунт», несмотря на официальные сообщения следственного комитета, прокуратуры, службы исполнения наказания. Основная часть сообщений о событиях в ИК-2 вышла на протяжении трех часов, еще несколько сообщений появилось в течение двух дней. Сообщения носили информационный характер. Затем журналисты забыли о происшествии. Хотя очевидно, что в исправительной колонии назрели серьезные проблемы: либо нарушаются права осужденных сотрудниками, либо осужденными умышленно расшатывается режим исправительного учреждения.
Анализ запросов журналистов в пресс-службу ГУФСИН показывает, что в случае ЧП журналистов удовлетворяет информация о том, что, где и когда произошло, а также фраза «по данному факту проводится проверка», на которую по закону есть 30 дней.
Через 30 дней журналисты могут вновь обратиться в пресс-службу с запросом информации о результатах проверки, выяснить, были ли, к примеру, пытки осужденных в колонии, коррупционные схемы, кто наказан и как, почему виновные не выявлены. Однако если в 2011 г. журналисты вернулись за комментарием по материалам по 4 информационным поводам из 9, то в 2019 г. о результатах проверок ни по одному информационному поводу обращений в пресс-службу ГУФСИН не поступило. Анализ запросов СМИ в СК РФ по Свердловской области в 2019 г. по теме происшествий в колониях за повторным комментарием показал, что и туда журналисты не обращаются и возвращаются к теме только тогда, когда пресс-служба следственного комитета сама распространяет информацию в СМИ.
В ходе исследования был проведен опрос 30 журналистов СМИ Свердловской области, пишущих на тюремную тему. Им был задан вопрос, почему они не возвращаются к материалам о последствиях происшествий и не освещают причинноследственные связи ЧП. 53 % респондентов ответили: «Эти новости больше никому не интересны»; у 36 % «не хватает времени»; 7 %: «Если появятся еще какие-то новости, связанные с ЧП, то это станет известно, и мы подготовим материалы»; 4 % «не задумывались об этом».
Первую причину, названную в ходе опроса, мы считаем субъективной, а также ценностно-ориентационной: у журналистов нет цели разобраться в проблеме, решить ее, они не видят в этом смысла, значение имеет лишь количество просмотров. Имеет место и представление об интересах аудитории как невзыскательных, поскольку журналисты полагают, что проблемный материал не интересен, а интересна лишь новость с сенсационной подачей, нет задачи решить социально значимую проблему. Конечно, вопрос, формируют ли журналисты интересы и вкусы аудитории либо, наоборот, под нее подстраиваются, остается открытым. Нам видится это влияние взаимозависимым и импонирует точка зрения Г. В. Лазутиной, которая полагает, что «борьба за аудиторию с помощью повышения качества контента, качества реализации функций — того, на что аудитория вправе рассчитывать, — как раз и есть условие функционирования СМИ, которое тоже входит в представление о должном для журналистики» (Лазутина, 2017: 29).
Вторая причина, названная респондентами, на наш взгляд, — объективная или внешняя. Нагрузка на журналистов во многих редакциях действительно очень высока, штат
