сильно выцвели.
На первом рисунке была девочка, похожая на принцессу – пышный наряд, волосы до пояса, большие глаза. Она стояла на верхней ступеньке лестницы, и можно было подумать, что это просто фантазия, но подпись не оставляла сомнений: «Девочка Дама жывет унас в садики».
Еще был рисунок той же «Девочки Дамы» рядом со старухой – уже знакомое темное платье и брошь. Желтое лицо, похожее на череп, скалится в улыбке, открывающей зубы. Жуть жуткая. Совершенно не обладаю талантом художника, но, если бы потребовалось нарисовать ту старуху, что я видела в подвале, изобразила бы ее похожим образом. Захотела бы подчеркнуть неестественный цвет кожи, черную дыру безгубого рта, худобу. Никаких сомнений: ребенок рисовал не ведьму из своих фантазий, а то, что видел в реальности.
Последний рисунок изображал опять-таки «Девочку Даму». Она была в комнате, где тесными рядами, почти вплотную друг к другу, стояли восемь кроватей (должно быть, одна из спален). Девочка как бы парила над ними, а на кроватях лежали дети (ручки и ножки-палочки, овальные тела и круглые головы, тут художник в подробности не вдавался).
– И что это за чепуха? – спросил Юра, перебирая листы бумаги. – Что это доказывает? Что у детей богатая фантазия?
– Если бы ты видел этих призраков, то сразу понял бы: дети нарисовали именно их, я сразу узнала!
В глазах мужа мелькнуло выражение жалости, смешанной с раздражением.
– Вот видишь, ты сказала: «Если бы видел». Но я не видел. И с какой стати… – Он умолк, но я и так поняла, что Юра собирался произнести.
– Договаривай, – горько сказала я. – С какой стати ты должен мне верить? Я понимаю, одного моего слова недостаточно. Того, что я говорю: эти рисунки похожи на тех… сущностей, что бродят по нашему дому, тебе мало. Какие доказательства требуются? Что может убедить тебя, что я не вру и не схожу с ума? Ты решил, что этого нет – и точка!
– Но ты должна понять, что это звучит безумно! – Юра запустил руку в волосы и взъерошил их.
– Согласна. Такое не каждый день случается. Но вот случилось! Почему ты даже предположить не можешь, что я могу видеть нечто? И Ксюша тоже. Ты утверждаешь, будто я внушила ей, но это не так. Может быть, мы более восприимчивы. Ты не хочешь мне верить, и я не понимаю, почему. Мы всегда доверяли друг другу, а теперь тебе легче посмеяться надо мной, выставить безумной, чем допустить мысль, что я могу быть права!
Все, что накопилось за последнее время, выплескивалось из меня, я кричала, краем сознания радуясь, что дочь не слышит, и не могла остановиться. Даже мысль о том, что агрессивное поведение лишь убеждает Юру в моей ненормальности, не могла меня остановить.
В довершение всего в дверь позвонили, и Татьяна Петровна, когда Юра открыл, вплыла в дверь со словами: «Что за шум, а драки нет?»
Юрина мать пришла не одна, с нею была Агата. Они встретились во дворе, и на лице подруги было написано: «Что стряслось?»
Все видели, что я сама не своя: волосы растрепаны, лицо красное.
– Ты тут какими судьбами? – отрывисто спросила я, и подруга немного обиделась.
– С Юрой говорила, – сказала Агата, – он волновался. Я думала, ты позвонишь, потом сама набрала, но ты не ответила, вот я и решила проведать.
– Извини, я собиралась позвонить. А твоего звонка не слышала, была…
– Лора была занята, разнося наш дом, – ядовито заметил Юра.
В итоге все узнали, что я устроила. Посмотрели на дыру в стене, потом на рисунки. Покачали головами, спасибо еще, пальцем у виска не покрутили. Выслушали невнятные рассуждения (я старалась говорить кратко, спокойно и четко, но не очень-то получилось) про увиденное мною в доме. Все это выглядело и звучало дико даже на мой взгляд, что уж говорить про других.
– Ну я не знаю, – пробормотала Татьяна Петровна, – всякое, конечно, бывает. Лорочка, ты вот спишь, говоришь, неважно. Может, специалисту показаться? – Она изобразила оживление. – У моей приятельницы муж – травник. Или гомеопат. Неважно. Он может осмотреть тебя и безопасное лекарство посоветовать. Хочешь, позвоню?
– Спасибо вам, – еле выдавила я, – возможно, позже.
Только травника-гомеопата мне не хватало.
– Как хочешь, – поджала губы свекровь.
После все пили чай, пытаясь вести светскую беседу, затем цирк завершился: гости ушли. Агата перед уходом отвела меня в сторону.
– Почему ты мне не позвонила, не рассказала? – зашептала она. – Прости, я от неожиданности отреагировала не так, как следовало бы.
– Тоже считаешь, что я выдумываю… – без обиняков начала я.
– Прекрати!
– … или умом тронулась?
– Нет, конечно! – горячо ответила Агата после крошечной заминки. Почти незаметной, но я все же заметила.
Как тяжело, когда никто не верит. Пусть и любят, и хотят помочь, и из лучших побуждений стараются убедить тебя, что ты не права. Но ждешь ведь от близких совсем другого.
– Мы с тобой позже все обсудим, хорошо? Пока постарайся успокоиться и не думать обо всем этом.
Слова, слова…
Зачем произносить их, колебать воздух, множить и множить эти глупости в пустоте? Агата и Татьяна Петровна ушли. Подруга взялась подвезти маму Юры, и я была готова поспорить: всю дорогу они обсуждали, что со мной происходит, рассуждали о степени моего безумия и его истоках. Может ли беременность так повлиять на психическое состояние или же это всегда было в бедной Лоре, только ждало повода проявиться?
Фу, гадко.
С Юрой мы до конца вечера так больше не перекинулись ни единым словом. Он посматривал на меня, прикидывая, стоит ли вернуться к разговору, но решил, что не стоит.
А утром, едва дождавшись, когда муж уйдет на работу, я пошла в комнату Ксюши, взяла тетрадку и углубилась в чтение. Оказалось, это нечто вроде дневника, только записи велись нерегулярно, с перерывами, вперемешку с рецептами, записями расходов, номерами телефонов, нарисованными фасонами платьев и юбок. Первая и несколько последних страниц были вырваны, так что все обрывалось на полуслове.
Я приведу только те записи, которые касались дома Балкуновых, бывшего в ту пору детским садом круглосуточного пребывания. Автор этих записей, чьего имени я так и не узнала, недолгое время работала здесь и, как и многие ее коллеги, быстро поняла, что старинный дом на тихой улице – необычное и весьма зловещее место.
Глава пятнадцатая
Записи из тетради, найденной под лестницей
«…уже три с лишним месяца. Теперь я почти всегда работаю «в ночь». Не одна, конечно, со мной еще воспитательница дежурит. Но
