То, что является стихийным бедствием здесь, не обязательно будет стихийным бедствием в другом месте. То, что является стихийным бедствием сейчас, не обязательно будет таковым через десять лет. Стихийные бедствия — это реакция природы на нарушение баланса и ее способ вновь обрести равновесие.
Паутль Имсланд. Рассуждения о вулканических катастрофах. Жизнь при стихийных бедствиях
Когда я возвращаюсь домой, она сидит за столом на кухне, словно так и должно быть.
Открываю входную дверь локтем (руки у меня заняты пакетами с покупками) и вздрагиваю, увидев ее. Она сидит за столом, положив ногу на ногу, засунув руки в карманы заношенной шубы из искусственного меха с леопардовым узором, и улыбается мне.
— Здравствуйте, — удивленно произношу я. — А вы кто?
Потом жду несколько секунд, пока эта незнакомая женщина объяснит мне, что она делает в моей кухне, но та не отвечает. Лишь смотрит на меня и улыбается до ушей, словно нет ничего более естественного и радостного, чем видеть ее сидящей здесь, в моем доме.
— Простите, может, вам чем-нибудь помочь? — спрашиваю я.
— Не думаю, — отвечает она немного погодя глубоким, хриплым слегка насмешливым голосом. — Скорее вопрос такой: могу ли я помочь вам?
Смотрю на нее с недоумением, но тут до меня доходит:
— Боже мой! Вы же тот самый дизайнер интерьера! У меня с вами назначена встреча в четыре часа!
Она кивает головой:
— Именно так.
— Боже мой, простите! — пугаюсь я, складываю пакеты с покупками на разделочный стол и подаю ей руку. — Совсем из головы вылетело: дел было очень много.
— Ничего страшного, — отвечает она, вставая, но руки не протягивает. — Я не спешу.
— Как вы вошли?
— Дверь была открыта.
— Да, конечно. Я детям вечно твержу: запирайте за собой дверь!.. Хотите кофе? Газировку? Чашку чая?
— Нет.
Она улыбается — в этой улыбке сквозит чувство превосходства, — смеряет меня взглядом, смотрит так, будто знает обо мне все-все, словно я очередная зажиточная обывательница из горного района столицы, но на самом деле она меня не знает. Я снимаю пальто, вешаю в шкаф, ставлю ботинки на полку, засунув шнурки внутрь. Все это я проделываю неторопливо, заставляя ее ждать.
— Ну вот, — говорю я затем. — Я хотела проконсультироваться с вами по поводу штор в гостиной и краски для стен.
Она идет впереди меня в гостиную, все еще держа руки в карманах. Иду следом за ней и рассматриваю ее сзади. Мне всегда представлялось, что дизайнеры интерьера — это изящные существа, носящие со вкусом подобранную льняную одежду, но эта женщина не такая. Возраст у нее неопределенный. Волосы взлохмачены, обесцвечены, с хорошо заметными темными корнями; доходят до плеч этой заношенной искусственной шубы. В черных узких джинсах, худая, одного роста со мной; ходит по выбеленному дубовому паркету в грубых кожаных сапогах со шнурками, щурит глаза и измеряет мой дом.
— Этот диван мы купили десять лет назад, он уже стал серым и неинтересным, но мне ужасно нравится. Хотела заказать на него новую обивку, но выяснилось, что перетянуть его чуть ли не вдвое дороже, чем покупать новый, — как вам такое, глупо, да?
Она не отвечает, и я продолжаю:
— С тех пор как мимо нашего сада проложили дорожку, по которой постоянно ходят гуляющие у озера, наша гостиная стала какой-то незащищенной. Мы хотим шторы, только не слишком тяжелые, не как у бабушек, понимаете, не громоздкие. Но и не жалюзи, а что-нибудь классическое, стильное.
— Вот именно, — ухмыляется она. — Что-нибудь классическое, стильное.
— А еще стены: они всегда были белыми, с бежевым оттенком, но нам надоело, хотим покрасить их в какой-нибудь красивый цвет. Нам хочется перемен. Вот мы и подумали, что у вас, наверное, есть какие-нибудь идеи. Может, одну стену в серый покрасить?
Она поворачивается и снова окидывает меня взглядом:
— Мне нужно посмотреть еще какие-нибудь другие комнаты?
— Нет, пожалуй. Мы же только о гостиной думали.
— Эта гостиная настолько… стильная, что почти ничего не говорит мне о вас. Для работы мне не мешало бы увидеть больше.
Она идет к окну.
— Вид у вас просто потрясающий. Отлично понимаю, что вы не хотите отвлекаться от него, но, возможно, стоит сделать это все более личным, более… вами.
— Мной? Но это и есть я. Это же моя гостиная.
— Ну, — вздыхает она, — все, конечно, очень красивое, классическое. Но не хватает какой-то точки над «i», личностного начала, если вы понимаете меня.
Я окидываю взглядом мою гостиную и чувствую себя слегка обиженной за нее. Может, она обставлена и не по последнему писку моды, но со вкусом: мебель — датская классика, на стенах изящные картины, на столах подсвечники «Iittala» и вазы «Omaggio», черное лакированное фортепиано и светлый ковер (к нему прилагается справка, что он соткан взрослыми ткачами-профессионалами на пакистанской фабрике с высокой социальной ответственностью), стыдиться мне нечего.
— Спальни — на нижнем этаже, а кроме них еще моя личная помойка — рабочий кабинет.
Она разворачивается, ее глаза пылают:
— Помойка? Звучит отлично! Можно мне взглянуть?
Недолго колеблюсь, но потом провожу ее по нижнему этажу, сквозь ту часть дома, где расположены спальни, а потом вверх по крутой лесенке до моего кабинета. Она останавливается в дверях и осматривается, затем шагает внутрь, скрещивает руки на груди и кивает, довольно улыбаясь:
— Вот теперь мы начнем разговор.
Я поднимаю брови:
— Какой разговор?
— Вот здесь, — дизайнер раскидывает руки, — у нас есть личностное начало.
— Вы это называете личностным началом? Я сюда вообще никого стараюсь не пускать, здесь одно старье.
— Этот письменный стол — настоящее сокровище. А диван? Я бы его переставила в гостиную. Здесь для него тесновато, а в гостиной он станет настоящим центром притяжения, точкой сборки, привлечет к себе внимание, оживит обстановку. Ковры, картины — вот цвет, вот жизнь.
— Посмотрим, — говорю я и держу дверь открытой, приглашая ее выйти из кабинета. Я почти оскорблена. Я-то думала, дизайнеры интерьера помогают тебе украсить дом, дают профессиональные консультации, как выбрать краску для стен и шторы, а не велят перетаскивать старую обшарпанную мебель из комнаты в комнату и наполнять гостиную всякими нелепыми пыльными сентиментальностями.
— Кстати, по поводу стены, — продолжает она, когда мы уже вернулись в гостиную. — Я бы предложила что-нибудь дерзкое и необычное. Красный.
— Красный?
— Это единственный вариант. Покрасить стену в красный цвет. Как кровь. И потолок тоже. Нечто натуральное. — Она вышагивает по полу так, что ее искусственная шуба развевается. — Мне представляется что-то мощное, полнокровное. Ваша гостиная — это бьющееся сердце, налитая кровью сердечная мышца.
Я встаю посередине комнаты,
