что будет, если случайно попадёте в меня? Слушайте все! По лесной правде я могу вместо откупа потребовать испытания для своего избранника! Если, конечно, на это согласен мой отец. Так?
— Да, это твоё право, — спокойно кивнул Радогост. — Какого испытания ты хочешь?
— Пусть Идрис немедленно доставит сюда мою подругу, госпожу Нортвуд. Только тогда я выйду из клетки и стану его женой, как обещала перед богами и людьми.
— Он сделает это, — твёрдо сказал Адалет. И посмотрел так, будто намерен был проглотить Красу живьём.
Примечания:
* Спасибо, парень! Прекрасная песня!
Венсель за работой
— Охти, — воскликнула Радка, разглядывая треснутое зеркало через Усладино плечо.
— Как же так? — еле слышно прошептала княжна. — Что же мне теперь делать?
— Что делать — что делать… Не смотреть туда, ясно? К несчастью это — в битое смотреть, — Радка решительно вынула зеркало из рук Услады и положила на дно ведра стеклом вниз. — Вот придёт хозяин домой, ему и покажешь.
— Венсель сможет его починить?
— Наверняка не скажу. Но знать о том он должен: зеркало треснуло — быть в доме беде. Не зря, ох не зря захожий жрец на торгу говорил, что все эти серебрёные стёкла — от ракшасов! Людям через них грех один. Медным должно быть зеркало, тогда и не разобьётся, сколь ни роняй.
— Нет, Радка, нет, не от ракшасов они, а от тивердинцев. И я ведь его вовсе не роняла. Вчера в поставец убрала целёхоньким…
— М, — сказала Радка недоверчиво, — Оно понятно, такую дорогущую вещь-то разбить… Не хошь — так и не говори. Я завтра сбегаю, закопаю осколки в Дарёном ложке.
— В каком ложке? — удивилась Услада.
— Дарёном. Ну, знаешь, тут у нас в лесу недалеко местечко имеется, Дарёный ложок. Это от того, что этлы его когда-то ракшасьему сыну подарили. Там земля голодная, совсем ничего не растёт. Вот когда надо что-то отдать, да так, чтоб обратно уж не вернулось, то как раз туда и несут. Лихорадку там от больного отвадить, мозоль свести, порчу снять, приворот порушить, от тоски или несчастной любови избавиться — это всё туда ходют. Ну и если у кого вдруг какая непростая вещица попортилась, тоже туда несут. Чтоб ракшасы забрали.
— Радка, — сказала Услада с мягкой укоризной, — большая, вроде, а в сказки веришь. Ну какие такие ракшасы?
— Вестимо какие, — сразу насупилась Радка, — пустошные. Они все колдуны, и посуху на лодках ездят. И уши у них острые, листочком.
— А ты сама их хоть раз встречала?
— Нет, и упаси меня Маэль.
— Вот видишь… Просто на Пустоши тоже люди живут.
— Ракшасы — не люди, а нелюди.
— Давно ли поморийцев в Торме нелюдью считали? А они люди, только волосом светлые и небоглазые.
— Нелюдь и есть. Разве могут нормальные люди быть эдакого цвета? Ты, подруга, мне голову-то не морочь. Пойдём лучше тесто затворим на пироги, чтоб было что на стол ставить, когда хозяин домой вернётся. Мужик когда сытый, всяко добрее.
Вопреки обыкновению, Венсель вдруг завился домой в середине дня. Столкнувшись с ним в сенях, Услада невольно улыбнулась: наяву маг был и пониже ростом, и похрупче сложением, чем во сне. И, как видно, различия касались не только внешности. Услада ласково поздоровалась, Венсель же, едва скользнув по её лицу равнодушным взглядом, холодно кивнул в ответ, шагнул в каморку и закрыл за собой дверь.
— Венсель? — позвала Услада.
— Да бесполезно, — неодобрительно буркнула Радка с поварни. — Он, вишь, уже побежал по своей стёжке*, не до нас ему.
Услада, упрямо поджав губы, схватила ведро с осколками зеркала и пошла в каморку следом за Венселем.
За маленькой дверью оказалась вовсе не тёмная кладовая, а уютная и чистая комнатка с высоким столом вдоль стены и полкой над ним. Именно в этой комнатушке княжна недавно пряталась от Лада и разгневанной Радки. Только теперь здесь ярко горели свечи в лампе под потолком.
Венсель, подхватив со стола прозрачный узкогорлый кувшинчик величиной не больше кружки, рассматривал его содержимое на просвет. Услада подошла, тоже поглядела. В кувшинчике плескалась какая-то мутная синяя жидкость.
— Венсель, — снова позвала Услада.
Ответа не последовало. Нащупав на полке длинную стеклянную соломинку, Венсель опустил её кончик в один из стоявших на столе горшков, набрал немного прозрачного раствора и принялся добавлять его по каплям в синюю муть.
— Ну Венсель же! — воскликнула Услада, начиная понемногу сердиться.
— Жди, птаха, я занят, — довольно резко отозвался тот, не прекращая своего странного занятия.
Услада принялась ждать. Сперва ничего интересного не происходило: Венсель по-прежнему сосредоточенно ронял капли в кувшинчик, одновременно ловким движением перемешивая его содержимое. Свечи горели, мгновения утекали невозвратно. А потом очередная капля сорвалась с кончика стеклянной соломины, упала в кувшинчик, и всё его содержимое вдруг прояснилось и окрасилось в ярко-малиновый цвет.
— Есть, — сказал Венсель, с довольным видом откладывая соломинку. — Пятьсот двадцать две.
— Венсель, — позвала Услада жалобно.
Он только мотнул головой и, больше не обращая на неё ни малейшего внимания, принялся увлечённо записывать что-то в толстую книгу. Услада подошла и, вытащив зеркало из ведра, положила его перед Венселем, прямо на страницу. Тот совершенно спокойно сдвинул осколки в сторону и продолжил писать. Сообразив, что так она ничего не добьётся, Услада чётко и твёрдо сказала Венелю в самое ухо:
— Венсель, ты слышишь меня?
— Угу, — ответил Венсель, не отрываясь от своей писанины.
— Посмотри сюда. Это важно. Зеркало разбилось. И оно больше не работает.
— Угу.
— Это не просто зеркало.
— Угу.
— С ним можно хоть что-то сделать?
— Положить на полку.
— Ты его починишь?
— Нет, конечно. Просто выровняю остаточные силовые вихри, — Венсель оторвался, наконец, от своей книги и поднял на Усладу весьма недовольный взгляд. — Послушай, птаха, чего ты от меня хочешь? Исправить разбитое связное зеркало невозможно. Следовало обращаться с ним бережнее: не ронять и не стукать о стол.
— Но я
