с себя доспехи, после чего последовал вслед за Ханну.
Парк, молча посторонился и дал ему уйти. Команда перестала быть командой и превратилась в горстку напуганных и обескураженных неожиданно свалившимися обстоятельствами людей. У Гречкина язык пристал к небу, он хотел было что-то сказать, но как-то разом забыл все английские слова, которые знал, и просто в холодной ярости от собственного бессилия беспомощно переводил взгляд с одного лица на другое.
– Я никому не могу навязывать собственное мнение… – начал было Парк.
И в этот момент из угла поднялся Химовиц, старый по хоккейным меркам канадец, которому было уже далеко за тридцать, который никогда не лез на рожон и считался средненьким по меркам Лиги форвардом-разрушителем без особых амбиций, обычно игравшим на заднем плане в третьей-четвертой тройке и считавшимся «рабочей лошадкой».
– Я играю уже двадцать лет, – произнес он негромко, но его слова набатом ударили по перепонкам хоккеистов. – И мне наплевать на этих придурков из Комиссариата, но я не могу наплевать на то, что эта тварь Хакен убила нашего Майка. И если сегодня мы не начистим «рейнджерам» их похабные морды, то завтра все назовут нас трусами. Коуч, я готов играть.
В этот момент со своего места взвился Мартин и путая чешские слова с английскими бросился в сторону канадца с истерическим визгом. Но наткнувшись на холодный блеск, исходящий их глаз Химовица, замер в двух шагах от него.
– Ты!! Старый трухлявый пенек! Выслуживаешься!? Пенсию зарабатываешь? Иди умирай сам! У меня ваши игры уже вот тут сидят! – он рубанул ладонью по горлу, но видимо понял, что в доме повешенного не говорят о веревке, оборвал свой визг на полуслове и, зашвырнув клюшку в противоположный от канадца угол, не снимая коньков, неловко пошатываясь, вышел из раздевалки, хлопнул дверью.
На лице канадца не дрогнул ни один мускул. Он только произнес все так же негромко:
– Я сказал…
Вслед за Мартином раздевалку безмолвно покинули два молодых американца и еще Джефф Коллинз, напарник Стэплтона по первой паре защитников. Остальные сидели с отрешенным видом, не находя в себе сил подняться, а может быть думали о чем-то своем.
Парк, бледный как смерть, переводил глаза с одного лица на другое и тоже молчал. Неожиданно Гречкину стало стыдно. Боб Химовиц смотрел на него в упор. Ощущая всей кожей этот пронизывающий взгляд, Володя представил вдруг, что не Боб на него смотрит, и даже не Майк, дядя Григорий смотрел на него и словно бы говорил: « Что, Володя?.. Вот так вот…»
И тогда, чувствуя в себе какую-то неведомо откуда возникшую силу, горячим пламенем разрезающую вечную мерзлоту оцепенения, Володя поднялся и, окинув взглядом стены и потолок, сказал по-русски:
– Твою мать, Боб, играть, так играть.
Воистину, велик не сержант, поднимающий в атаку оставшиеся без офицеров подразделения, а тот солдат, который первым последует за ним.
Они вышли доигрывать эту игру. И великолепный Джеймс, творивший чудеса в рамке, и Ник Крэмптон, по невероятному стечению обстоятельств ставший героем этого заведомо проигранного матча – сравнявший счет один раз, а потом снова, после того как обескураженные случившимся, но сражавшиеся как автоматы «рейнджеры», забили третью шайбу… И совсем юный Дик Фарелл, недавно вызванный из фарм-клуба, но бившийся так, словно погибший Майк был его отцом…
…В третьем периоде, когда счет был 3 : 3, а сил уже совсем не оставалось, и оставшиеся в строю к тому времени две неполные пятерки «ястребов» с трудом, при кладбищенском молчании переполненных трибун, пытались хотя бы выбросить шайбу из собственной зоны, почти не уходивший с площадки Гречкин, превозмогая тупую боль в области грудной клетки, вызванной сломанными в одной из стычек ребрами, когда удаленный до конца матча после схватки с Хакеном, и кусающий от бессилия пудовые кулаки «Гризли», уже ничем не мог помочь своему русскому подопечному, увидел, как в очередной смене по ходу матча через бортик на площадку перемахнула до боли знакомая фигура.
«Майк?.. Но почему шестнадцатый?»
Его глаза уже почти не воспринимали происходящее, но руки автоматически отдали четкую передачу на ход. Секунду назад появившийся на площадке хоккеист подхватил шайбу, на полной скорости ворвался в зону «рейнджеров», по ходу сшиб попавшегося на пути защитника, и от души щелкнул, не сближаясь с голкипером. Последнее, что увидел Володя, был пульсирующий за воротами, как в той безобидной советской хоккейной песенке, фонарь.
– Шайбу забил Сэм Морган! Номер шестнадцатый! – захлебываясь от восторга, сообщил диктор по стадиону…
* * *
Этот матч был одним из назначенных поединков сил Белого и Черного разумов, предусмотренных Соглашением. Брат Дэвид, курировавший вопросы спорта, входил в состав Комиссариата Лиги, и содействовал принятию беспрецедентного решения о доигровке этого трагического матча.
Сэм Морган согласно условиям проведения поединка был изолирован Высшими силами изначально, а его появление на льду в решающие минуты игры не было предусмотрено и осталось загадкой для обеих сторон.
Майк Джефферсон был похоронен на Центральном кладбище города, и имя его навсегда вошло в историю мирового хоккея, а его окровавленный свитер был внесен в Зал хоккейной славы города Торонто.
* * *
Куко. Средневековье. Замок славного короля Георга.
Мой славный король Георг собрался в крестовый поход. Тимофей отнесся к этому философски и наверное это было правильно, рано иди поздно все короли отправлялись в крестовые походы. Королевская жизнь чревата многими нюансами, незаметными взгляду простого смертного, и потому я, как особа, приближенная к дому великого короля Георга, имею право судить об этих вещах или хотя бы с учетом моего скудоумия, размышлять о них. Ничего страшного, а тем более предосудительного, в этом нет и быть не может. В конце концов, кто я такой? Всего лишь шут, паяц при дворе Великого Короля Георга и не более… Ну и ладно, но… Зачем объясните вы мне недалекому, тратить массу денег на то, чтобы вооружить и без того вооруженных вассалов, у которых всегда поверьте мне на слово, ибо я прекрасно знаю эти вещи, хватает денег и всего остального на то, чтобы воевать между собой, но никогда не находиться их на то, чтобы самостоятельно подготовиться к такому бесспорно богоугодному делу как крестовый поход. Возьмите хотя бы герцога Эльденберга. У него в наличии имеется целый эскадрон богомерзких приспешников готовых в любое время дня или ночи, в зависимости от степени опьянения, подвигнуться на всяческое идиотическое безумие, типа похищения симпатичных девиц из близлежащих деревень или ограбления мирных путников волею судеб забредших на сопредельные территории герцогства… Ан нет. Стоит
