новая любовь это добавляет ему слабости. Любовь делает человека уязвимым. Он не сможет черпать оттуда силу. Если как следует надавить на него… заставить страдать тех, кого он любит… это сломает его самого. Он начнет сдаваться под нашим натиском. И уже мы сможем ставить свои условия, если того потребует ситуация.
— М-м… ты прав, Вили…
На самом деле она так не считала.
Она любила своего Вили всем сердцем и не считала себя слабой.
— Но пойми… Скальд будет сражаться за тех, кого любит. И тогда мы можем пострадать.
— Не бойся, милая, этого никогда не случится. Скальд слаб. Он не умеет пользовать Скверной. Верховная Матерь все же гораздо сильнее его. И она на нашей стороне, помни об этом. Он ей больше не нужен. Две луны… вот-вот столкнутся. И Скальду… придется умереть.
— Да, да… ты совершенно прав, Вили. Что-то я совсем… забыла о главном плане…
Рука Гринштейна протянулась к Эвр и коснулась ее плечика.
Она вся сжалась. Горячая дрожь прошлась по ее телу.
Как же долго она ждала, когда он сам… коснется ее.
Она не сдержалась и опустила ручку на его ладонь.
— Вили…
— Найди ту, кого он любит. Пусть они страдают вместе. Убей ее, если сможешь. Я хочу, чтобы Скальд еще раз страдал. Снова. И снова.
— Почему же? Он уже потерял Силисту. Потерял Ната. И…
— Ты на чьей стороне?
Она бы не хотела потерять своего Вили.
— Эвр. Не зли меня.
Его голос стал холоднее.
— Прости-прости…
И Эвр, преодолев внутренние барьеры, наклонилась к ладони Гринштейна и поцеловала ее.
— Ай! Что ты делаешь?
Он одернул ладонь.
— Вили!
Она перехватила его руку.
— Эвр?
Она поднесла его ладонь к своей щеке. Пальцы Гринштейна коснулись ее холодной влажной кожи.
Он смотрел на нее. А она не понимала, что видит в его глазах. Что он чувствует, видя то, как она стремится к нему? Стремится быть ближе к нему.
Эвр устала терпеть расстояния. Она желает касаться его. Быть рядом. И еще больше — она хочет, чтобы сам Вили хотел быть с ней.
— Вили, скоро все закончится. Мы же ведь… сможем быть… вместе?..
— Эвр…
— Вили, прошу…
Он вырвал ладонь из ее рук.
— Вили…
— Займись работой, Эвр. Отыщи ту, в кого он влюблен. Я хочу, чтобы ты как следует помучила ее.
— Но зачем?
— Мне это доставляет… особое удовольствие. Мне это нравится, Эвр. Понимаешь? Я страдал всю свою жизнь. Мое прошлое. Мои ноги. Мое тело.
— У тебя… прекрасное тело, Вили!
— Эвр! Хватит. Я хочу, чтобы ты работала. Делай то, что велено. Отыщи эту женщину и заставь ее реветь во сне. Сделай ей больно. Пусть она видит смерть тех, кого она любила… снова и снова.
Эвр задрожала.
— Пусть смотрит, как они умирают. И чтобы она… ничего не могла с этим сделать. Справишься?
Она кивнула.
— Вот и умница, милая Эвр. И прошу тебя…
Она смотрела ему в рот.
И Вили сказал:
— Прекрати.
И сердце Эвр… раскололось.
Элен брела по темным коридорам.
Помещения затопляла вода. Она сочилась из стен, из углов, вытекала из-под пола.
Рычал огонь.
Лишенная всего: крапивной рубашки, меча-семиотика, — она брела по лабиринту Перекрестков.
Она хорошо помнила эти стены. Эти черные двери. Этот душный запах гари, копоти и дыма.
И запах крови.
Запах смерти.
В туфли затекала вода. Ноги все глубже тонули в ледяной морской воде. Вдали мерцал свет. Лампочки моргали.
И еще дальше — за поворотом — рыжие блики пламени.
Она шла прямо туда.
Страх сковывал все ее тело. Каждый следующий шаг давался труднее предыдущего.
А потом она услышала: хлюп-хлюп.
И еще: тук-тук.
Элен видела мрачные тени на фоне рыжего света, танцующие на стенах. Делая каждый новый шаг медленнее и осторожнее, она завернула за угол.
И там… она увидела Елену.
Она лежала в воде на спине, и глаза ее смотрели на нее.
— Элен, — прохрипела Елена Блейс.
Темные волосы, белая кожа, медицинский халат на теле. Лицо, так похожее на лицо Айседоры.
А над Еленой стояло инвалидное кресло, на котором восседал Гринштейн.
Она помнила его лицо… она запомнила шрам на щеке. Элен помнила все.
Он совершал ритмичные движения рукой: вверх-вниз. Рука сжимала трость, увенчанную острым наконечником, который вновь и вновь врезался в грудь Елены.
А его глаза упорно смотрели на Элен и не моргали. А губы растягивались в довольной улыбке. Изо рта стекали кровавые струйки.
Он злорадствовал. Насмехался над ней. И продолжал колоть тело Елены снова и снова…
Хлюп-хлюп.
Тук-тук.
— Нет… — сорвалось с губ Элен.
Елена смотрела на нее. Ее губы дрожали. Она истекала кровью, но еще была жива — могла говорить слабым голосом:
— Спаси…
А потом Элен услышала девичий смех. Она резко повернула голову к источнику нового голоса и чуть не упала на колени.
К стене спиной прибит Скальд. В изорванной одежде. Весь в крови. И рядом с ним стояла Эвристика. Она тыкала острием розового зонтика прямо в глаза Скальду.
Хлюп-хлюп-хлюп-хлюп.
Тук-тук-тук-тук.
— Нет!
А Эвр, тыкая в Скальда, смотрела на нее, Элен. И игриво улыбалась, не переставая посмеиваться.
Элен хотела сорваться с места, но ноги тонули в плотной воде, не дававшей сделать ей ни одного движения.
— Спаси, — молил голос Елены.
— Элен, — услышала она слабый тон Скальда.
Но она ничего не могла сделать — ни шагу. Она могла лишь смотреть.
И видеть их лица. Их глаза. Их взгляды. Их улыбки.
И слышать…
Хлюп-хлюп-хлюп-хлюп.
Тук-тук-тук-тук.
— Нет! Прекратите! Прошу!
Из глаз хлынули слезы.
Но они не прекращали.
Движение руками сделались быстрыми и ритмичными.
Хлюп-тук-хлюп-тук-хлюп-тук.
Гринштейн интенсивно двигал рукой, и Эвр тоже ускорилась, пронзая лицо Скальда зонтиком быстрее и быстрее.
Кровь хлестала чаще и чаще.
А Элен тонула в черной воде.
Хлюп-тук-хлюп-тук-хлюп-тук-хлюп-тук-хлюп-тук-хлюп-тук…
— Нет! Нет! Не надо!
Элен закрывала вода. Ноги. Грудь. Подбородок.
Она тонула.
И уже не слышала ударов трости и зонтика. И не видела ничего.
Ее накрыла черная вода.
Элен сделала глубокий вдох, распахнула глаза и села в постели, вся в поту. Она задыхалась. Она дышала чаще и чаще, жадно глотая воздух.
— Элен, попей водички.
Ей протянули стакан.
На слове «вода» — Элен машинально махнула рукой.
Вода брызнула. Разбилось стекло.
Элен не сразу поняла, что натворила.
— Ой, простите…
Ее окружали трое: Скальд, Матео и Беатрис.
Они сидели по краям кровати и смотрели на нее. Скальд опустил ладонь на лоб Элен и протер пот.
— Ты как, Элен?
— Скальд…
Она смотрела на него, живого. Целого и невредимого.
— Скальд! Ах!
