Но я копал, не сдавался.
И тут я подумал о том, как шахтеры работают под землей. Впрочем, теперь-то главное за них делают машины. А шахтеры ими только управляют. Это я по телевизору видел. А вот в старину, в царское время, шахтеры работали как мы. Это я видел в кино. Лежит человек в темном забое, рубит уголь кайлом. Все черно вокруг, и сам он черный. Только у нас нет никаких орудий.
Мы тоже, наверно, почернели здесь от этой пыли. Я зажег фонарик и глянул на Хамита. Глянул и не смог удержаться, захохотал.
— Ты что? — удивился Хамит.
— Ничего,— сказал я.— Уж больно ты красивый стал, на черта похож.
Хамит тоже посветил мне в лицо.
— И ты на шайтана похож. Тоже красавец.
— А мне все равно,— сказал я,— кроме тебя все равно меня здесь никто не видит.
— А меня кто видит?
— Ладно, берись за этот конец,—сказал я,— здоровенный камень попался. Я хоть и шайтан, а один не справлюсь.
Мы кое-как отвалили большой камень и увидели проход. Узкий, как барсучий лаз.
Хамит полез первым. Я за ним. Вылезли в новый зал и сели отдохнуть. Сил у нас совсем не осталось. Руки болели, пальцы были сбиты в кровь. Пить хотелось смертельно.
Мы сидели молча и тяжело дышали. Я подумал, что если попадется еще одна такая преграда, я сдамся. Пусть будет, что будет. А я не могу больше. Не могу! Я стал про себя прощаться с мамой, и с Фаридой, и с папой. И вдруг вспомнил, как папа мне рассказывал про войну. Там им потруднее нашего приходилось. А они все равно не сдавались, да еще и фашистов били, как бы трудно ни было. А у нас разве это трудности? Покопаться в камнях лишний час, ну, пусть не час, пусть хоть и целые сутки. Неужели не справимся? Неужели не вытерпим? Нужно вытерпеть. И вытерпим. Вот только бы глоточек воды. Тогда бы уж наверняка все вытерпели.
— Шаукат, ты пить хочешь? — спросил Хамит.
Я подумал, что он издевается надо мной.
— А ты? — спросил я.
— А я нашел воду.
— Когда?
— Пока ты спал.
— Где?
— Пойдем, увидишь.
— А что же ты раньше молчал?
— А что раньше времени тебя дразнить?
— А может и сейчас дразнишь?
— Нет, правда, нашел я воду. Пойдем.
Вот ведь как все устроено в жизни! Минуту назад мне казалось, что я и шагу больше не смогу ступить. А как услышал, что впереди вода, сразу и силы откуда-то нашлись. Я вскочил, пошел вперед, да так, что Хамит едва поспевал за мной.
Идем. Каждый раз, когда вспыхивает фонарик, я всматриваюсь в полутьму подземелья, хочу поскорее увидеть этот родник или лужу, уж не знаю, что там нашел Хамит. Да только не видно пока ни родника, ни лужи.
А вдруг Хамит нарочно сказал про воду? Увидел, что я совсем обессилел, и решил обманом заставить меня идти. Так я иногда обманываю теленка. Он, бывает, заупрямится, не хочет идти, а я покажу ему кусок хлеба, и он сразу бежит за мной как миленький.
Усталость расползлась по всему телу, и ноги будто чугуном налились, и холодно стало... Захотелось лечь и не двигаться больше.
— Ну, где же твоя вода? — спросил я уныло.
— Здесь где-то, близко,—сказал Хамит и остановился.—Да ты что, не веришь, что ли?
— Не верю.
— Ну тогда сиди пока здесь. Отдохни. Я один пойду поищу.
Очень мне хотелось согласиться, сесть здесь прямо в пыль, а еще лучше лечь. Но как подумал о том, что опять останусь один в темноте, под землей...
— Нет, нет, вместе пойдем. Только правду скажи, Хамит, ты придумал про воду?
— Да нет же, тут рядом где-то вода...
Он замолчал, прислушиваясь. И вдруг я услышал тихое, далекое, но ясное журчание воды.
Я побежал вперед. Хамит что-то крикнул вслед, я не расслышал. Да и не слушал я ничего, кроме этого тихого звука. Он с каждым шагом становился яснее. А может быть это я сам себя обманывал? Вот, кажется, уже ясно слышно, как бурлит подземный поток, налетая на что-то. Вот сейчас, сейчас я склонюсь над ним...
Вдруг нога моя провалилась в пустоту, и я кубарем полетел куда-то.
На этот раз катился я недолго и не ушибся даже. Только коленку ссадил немного. А испугался здорово — думал, что упал в пропасть.
Я сел, ощупал руки, ноги. Слышу, откуда-то сверху Хамит кричит:
— Цел? Не ушибся?
— Цел,— крикнул я в ответ.— Полный порядок. Осторожно спускайся, тут крутой откос.
— А то я не знаю! Я же кричал тебе. Куда ты понесся как угорелый?
Он зажег свет и стал осторожно спускаться. Зажег и я свой фонарик, хотел подсветить ему и вдруг увидел какое-то чудовище.
Зверь — не зверь, человек — не человек. Ростом с большого медведя, черный как ночь. На лбу глазища с кулак величиной. Пасть как лукошко и в ней белые как сахар зубы.
Я сжался весь и замер. Мне показалось, что если я хоть немножко пошевелюсь, это страшилище сразу бросится на меня. Сижу, дрожу как заяц.
— Ты что, язык проглотил? — спросил Хамит, садясь рядом со мной.
Я тихонько взял Хамита за руку, сжал покрепче и повернул его в ту сторону, где сидело чудище. Хамит посветил туда, но сразу же погасил фонарик и шепотом спросил:
— Кто это, Шаукат?
— Владыка Тьмы,— сказал я тоже шепотом.
— Иди-ка ты...— на этот раз громко сказал Хамит.—Такое только в сказках бывает.
— Ну, тогда медведь,— прошептал я.
— Сам ты медведь. Откуда ему здесь быть?
— А мы откуда? Провалился, как мы, а сюда пить пришел.
— Ну-ка, посмотрим.
И Хамит снова зажег фонарик.
— Погаси,— шепотом сказал я,— в темноте он не найдет нас.
— Да он и не двигается,— сказал Хамит, продолжая рассматривать «зверя».— Пойду поближе посмотрю, что это такое.
И он пошел. Сделает шаг и обернется. Еще шаг и опять обернется. Но все-таки он шел. Мне стало стыдно. Я встал и пошел за ним. Пропадать, так уж вместе!
Но пропадать не пришлось. Оказалось, что это большой черный камень, влажный от росы. А то, что я принял за оскал белых зубов, оказалось белыми кристаллами. Только и всего.
