Книга Всё, кроме любви - Ален Сноу

— Ррау Илдор? — раздался рядом тихий баритон.

Гвен повернула голову.

— Да, — успела она ответить прежде, чем заметила на спросившем, невысоком седовласом мужчине, рабский ошейник. — Что это вообще значит?

— Есть разговор. Советую не кричать и не привлекать внимания. И не принимайте всерьёз мой аксессуар, — мужчина кончиками пальцев коснулся ошейника. — Он — бутафория.

— Мило, — Гвен внимательнее окинула взглядом заговорившего с ней человека с подносом в руках, старательно изображавшего из себя официанта. — Кабинет моего мужа? — предложила она.

— Лучше крытая терраса. Там случайно оборвался провод к камерам. И при гостях его менять не будут, вашему отцу не до этого. Он сейчас в своей, по его мнению, тайной комнатке — собирает компромат на гостей. Так что нам никто не помешает.

— А вы не боитесь, что… — начала было хозяйка дома, но мужчина уже ушел. Ну, видимо, не боится.

А вот она боялась. Очень. Всего. Осуждения. Раскрытия. Потери любимых. Отца. Себя.

Вот себя — больше всего. Что не выдержит. Сломается. И что тогда будет с Джемми? А с Домьеном?

Поэтому она решительно сжала практически полный бокал отменного виски, зачем-то взятый у проходившего мимо официанта, и направилась к лестнице.

Выйдя на закрытую террасу, она тут же вздрогнула от хлопка двери за спиной. Гвен замерла.

— Гвендолин Илдор, — лже-официант говорил тихо и спокойно, почти мягко. Но даже крики отца звучали менее опасно.

— С кем имею честь? — Гвен, когда волновалась, а уж тем более — боялась, начинала говорить так, как думала — а она была очень интеллигентной девушкой. Женщиной.

— Хурт Вагнер, к вашим услугам.

Если даже она и слышала это имя, сейчас оно ей ни о чём не говорило.

— И чем обязана?

Сзади послышался тяжелый вздох.

— Всевышний-таки решил умерить мою гордыню. Скажем так. Я человек, умеющий решать сложные вопросы… при определённых условиях. Насколько я слышал, вы нуждаетесь в помощи.

Гвен передёрнула точёным плечиком. Что именно этому незнакомцу известно?

— Я действительно нуждаюсь в помощи, и это секрет сродни того, что работорговля существует. Но все знают, что мне неоткуда на неё рассчитывать, — она попыталась скрыть дрожь в руках, поставив стакан с виски на стеклянный столик.

Мужчина обошел её со спины и небрежно развалился в плетённом кресле.

— Правила приличия светского общества настолько мало вам знакомы? — вырвалось у Гвен непроизвольно. Слишком странной показалась его манера поведения в обществе дамы её положения.

— Вы — женщина, идущая против правил, — усмешка в его тоне ясно указывала, что всё это было не что иное, как провокация. — И заставляете других… другого… их нарушать.

— Считаете это неправильным? — вызов в своём голосе она тоже не скрывала. — То, что я иду против правил, а не сами правила?

— Считаю неправильным способ, которым вы это делаете, — усмешка, оставшаяся в тоне, странно сочеталась с серьёзностью, появившейся на его лице после этих слов.

— Вы знаете другой? Правильный?

— Вот, это тоже неправильно. Надо говорить: "что вы потребуете в оплату за то, что подскажете мне другой".

— И что вы потребуете?

— А ты не боишься услышать эту цену?

Не дожидаясь ответа, он плавно вскочил и подошел к девушке вплотную, буквально нависнув над ней. Если сейчас она сожмётся в маленький комочек, отступит, или хотя бы начнет лепетать что-нибудь несуразное — Хурт развернётся и уйдет, словно этого разговора и не было. В конце концов, на дочери Орана Доргона свет клином не сошелся, и он найдет другой способ получить то, что ему нужно. Но использовать женщину, которую заведомо можно запугать, для таких целей — полный кретинизм, а кретином контрабандист не был. Таких "помощников" после использования нужно только ликвидировать, а возиться с этим на и без того мерзкой планетке Хурту не хотелось. Проще найти другой путь.

Но она не отступила, не пискнула, не сжалась. Похоже, наоборот — привстала на цыпочки, вытянувшись, словно она — диковинный цветок, а он — солнышко.

"Угумс", — хмыкнул он мысленно. Сравнение было лестным. Ему бы хотелось видеть на месте этого тянущегося к нему личика совсем другое, но всему своё время.

Он взял её подбородок двумя пальцами, заглядывая в не мигающие глаза, даже не прищуренные от блеска его искусственного глаза.

— Одной храбрости мало, цветочек, — промурлыкал он одной из самых обольстительных своих интонаций, с удивлением отмечая, что перед ним далеко не девушка, а взрослая, состоявшаяся женщина, почему-то скрывшая это даже от самой себя. — Тебе придётся выбрать, цветочек, что именно ты сможешь заплатить мне и чем пожертвовать сама, просто потому, что это не совместимо с твоим желанием получить того, кого хочешь.

— Тех, — твёрдо уточнила она. — Выбирать из них двоих я не буду. Домьен — моя жизнь, но и своего ребёнка я им не оставлю. Его жизнь — я.

— Это немного усложняет задачу, — он так резко отпустил её подбородок и отошел, что Гвен едва не упала, оперевшись на полную ступню. — Но не делает её невозможной.

Он сказал это так буднично, мимоходом, забирая со стола злополучный стакан с дорогущим виски её покойного мужа, словно от этой его фразы не зависела её жизнь, и не только её. Но при этом она поняла, а главное — поверила, что это действительно не так невозможно, как ей казалось, если проблемой займется такой человек, как Хурт Вагнер.

Когда-то Пенелопа, единственный человек, который хотя бы успешно делал вид, что понимает её и сочувствует, сказала, что если уж и просить что-то у Всевышнего, то уж тогда — всё сразу. Так почему бы и нет? Почему, хотя бы в желаниях, не допустить мысли, что она сможет быть счастлива абсолютно, оставаясь в живых, и не беспокоясь ни об одном из своих любимых? Этот мужчина, конечно, мало напоминал святого, а уж, тем более, Всевышнего, но вот представить, что его возможности ненамного им уступают, она могла. Такой уверенности и властности она ещё не встречала. А ведь жила среди работорговцев.

Гвен даже забыла, насколько ей буквально только что было страшно — все ее страхи теперь крутились вокруг того, сможет ли незнакомец выполнить обещание и подарить ей долгожданный покой. Всё остальное стало словно ненастоящим. А если все вокруг — лишь декорации, то чего ей бояться?

Незнакомец же успел покинуть террасу, оставив на столе стакан с недопитым статусным алкоголем.

Для Хурта алкоголь был действительно чем-то большим, чем градусы в напитке. Он разбирался в качестве, выдержке, марках и сортах.

И при этом не пил. После операции на мозге, разделившей его жизнь на “до” и “после” — совсем.

Но это не мешало ему время от времени дегустировать хороший виски, понимая, что он всё ещё способен разбираться в его качестве, хоть и не получает удовольствия от употребления.