центральной платформы и забормотали на двоичном канте, пробуждая к жизни блоки аппаратов вокруг нее.
Температура в помещении подскочила, когда над заработавшими машинами взвился пар и задрожал раскаленный воздух. Заскрежетали шестерни, затарахтели когитаторы. Над платформой вспыхнули тусклые люмены, омыв центуриона блеклым светом. Магон в тишине наблюдал за работой техножрецов, выполнявших нужные ритуалы и распевавших гимн Обряда пробуждения с идеальной согласованностью.
— Готово? — спросил он.
Ближайший адепт кивнул скрытой под капюшоном головой.
— Тогда оставьте нас и отключите все записывающие устройства, пока я здесь нахожусь.
Адепты в мантиях покинули зал, оставив Магона наедине с железным богом воины. Линзы мигнули и загорелись ровным багровым светом, когда энергия напитала каждую систему дредноута модели «Контемптор». Сенсорный блок шагателя, изготовленный в виде шлема космического десантника, с гулом сервомоторов обратился к капитану Несломленных.
— Кто тебе позволил, — пророкотал дредноут, — надеть мой плащ?
Огромная боевая машина заговорила на награкали, который сквозь рычащую решетку шлема показался еще грубее. За гудением механизмов и статическими помехами вокабулятора Магон расслышал эхо того самого голоса, который заставлял его кровь бежать по жилам быстрее. Вопреки всему центурион не удержался от улыбки:
— Гир позволил.
— Гир… — просипел «Контемптор» имя убитого магистра легиона. — Неумелый стратег, но топором владеет достойно. — Голова обтекаемой формы опустилась с воем моторизированных сочленений, и взгляд ее линз вперился в Магона. — Плащ тебе впору.
— Благодарю, господин, — сказал центурион. — Нам нужно поговорить.
— Так, значит, — прогудел дредноут, — теперь ты командир Несломленных.
Лорке сошел со своей платформы, и палуба задребезжала под его могучей ногой.
— В последний раз я видел тебя сержантом, толком не знавшим, с какой стороны взяться за топор, — проговорил железный великан Лорке, медленно шагая по залу. — С каждым новым пробуждением я гляжу вокруг и узнаю все меньше. По-видимому, ничто не может избежать перемен. Особенно в эти дни.
— Потому я и пришел, господин, — ответил Магон. — Нам нужно поговорить об Ангроне.
Центурион припомнил события, которые произошли с момента последнего выхода Пса Войны из стазиса. Он поведал дредноуту о прошлых кампаниях, о сражении на Генне и непрекращающейся деградации примарха и закончил рассказ тем, что случилось в Зале побед. Ветеран выслушал все в полном молчании, не считая гудения его силовой установки.
Лорке пал за тридцать лет до Нуцерии в битве, которая переломила хребет империи зеленокожих, поработившей население семи звездных систем. За время, пока он пребывал в титуле магистра, история легиона пополнилась множеством примеров его выдающегося лидерского таланта. Непревзойденный командир и гениальный тактик, он вступал в бой непременно первым, а покидал его последним. Лорке был истинным королем-воином, всякий раз вдохновлявшим братьев на новые подвиги и приводившим к победе.
Когда магистра извлекли из-под горы мертвых тел зеленокожих, включая их поганого вождя, не оставалось ничего иного, кроме как поместить едва живого Лорке в железный саркофаг. В своем холодном плену он находился на границе жизни и смерти. Даже после преображения XII легиона броню бывшего магистра украшали символы Псов Войны. Космодесантники с уважением называли Лорке Первым, как самого могучего среди постоянно растущего числа шагающих мертвецов.
Порой Магон задумывался, как сложились бы дальнейшие события, выживи магистр в том сражении. Что было бы, если бы не Гир, а Лорке предстал перед Ангроном после Деш’эа? Пошла бы история легиона по иному пути?
— И что ты собираешься предпринять? — спросил Первый, когда центурион закончил рассказ.
— Грядущее легиона висит на волоске, — сказал Магон. — Если это случится… если все мы примем Гвозди, то назад пути не будет, и нам придется шагать в полную неизвестность.
Лорке остановился.
— Тебе хорошо известно, куда приведет этот путь. К Ангрону.
— Он — наш примарх. — Центурион опустил взгляд. — Я чту отца и восхищаюсь им, как никем из живущих, но за черту, которую он велит нам переступить, легиону ни в коем случае заходить нельзя. Мне недостаточно одного лишь благоговения, испытываемого рядом с отцом, чтобы примириться с его планом для нас. Решение, которое нам предстоит принять, войдет в историю как судьбоносное для всего легиона.
— Те, кто пишут нашу историю, никогда не передают события в истинном свете, — заметил Лорке. — Они рассказывают лишь то, что им выгодно. Задумайся, о чем ты говоришь. Ангрон не Жиллиман и не Вулкан. Он не приветствует обсуждений и не приемлет критики. И ты все равно намереваешься открыто перечить ему, заклеймить ту грань его личности, которая с тех самых пор, как ему вогнали в голову эти имплантаты, диктует все его мысли и поступки.
— В моих глазах они отрава, не более, — ответил Магон. — Я отказываюсь признавать, что их распространение в легионе есть благо.
— Я сейчас говорю не о благе или зле. — Лорке сжал свои могучие кулаки. — Я говорю о том, что мы окажемся первым легионом, восставшим против своего владыки, и об океанах крови, которые из-за этого прольются, что неизбежно, как восход солнца. Дважды Император истреблял свое потомство и каждую живую душу в легионах, которые за ними шли. И даже не надейся, что подобная участь минует тех, кто Пожирает Миры.
— Тогда скажи, что нам делать? Если восстание против Ангрона повлечет гнев Императора, то как Он отреагирует на целый легион воинов, изувеченных Гвоздями?
Лорке ответил не сразу. Поглядев на свои когтистые кулаки, он наконец произнес:
— Я бессилен даже представить, что происходит в Его разуме. Все, что я могу, — вспомнить Его деяния на Терре до Объединения. То, на что Он готов был пойти, то, какие поступки велел совершать нам ради сплоченности человечества. Чтобы привести всю Галактику под Свою власть, чтобы воплотить в жизнь Свой честолюбивый замысел, Повелитель Человечества готов использовать любые средства.
— Неужели ты считаешь… — прошептал центурион, — что Гвозди могут принести легиону пользу? Что жить станет проще? Что Гвозди способны прогнать все сомнения, все противоречивые чувства?
— Не исключено, — ответил Лорке. — Но тогда задумайся — если выйдет так, как ты говоришь, что заполнит пустоту, оставшуюся на месте этих
