С трудом протиснувшись в дверь, я сделала несколько шагов покоридору, как вдруг сзади раздался окрик:
— Эй! Ты чего это там делала?
Ко мне подходил пожилой дядечка лет пятидесяти — не тосторож, не то кто-то из хозобслути.
— А вам-то что? — огрызнулась я на ходу.
— А то, что там табличка висит — «Посторонним входзапрещен!» — нудил он, поспешая за мной.
— Тогда замок повесьте! — буркнула я, необорачиваясь, и припустила еще быстрее.
— Тебя замок не касается, а если табличка, то ходитьнельзя. Так что ты там делала? — Он подошел и схватил меня за плечо.
— Бюстгальтер застегивала! — выпалила я.
— А-а, — остыл дядька, — так бы сразу иговорила. — И он отправился по своим делам.
В это время открылась дверь в комнату, где располагаласьналоговая полиция, и оттуда вышел ну такой мерзкий тип, что просто скулысводило.
— Вы, девушка, ко мне? — проскрипел он, оглядевменя с головы до ног.
— Да нет, я еще столько не наворовала! — брякнулая и припустила по коридору, кипя от злости.
Ну надо же так влипнуть! Двое меня видели и, надо полагать,запомнили рыжую!
Перекраситься, что ли?
Путь вниз был долгим, и я немного успокоилась, вряд ли усторожа хватит служебного рвения лезть в башню, в лучшем случае повесит замокна дверь. Невольно меня передернуло, когда представила, что убитого никто ненайдет никогда… А, сам виноват!
Хоть я опоздала всего на пятнадцать минут, ненаглядныйвзглянул на меня с тихим упреком в глазах, что раньше ему было совершеннонесвойственно. Раньше он требовал от меня безукоризненной точности и долговоспитывал за каждую просроченную минуту.
— Пойдем скорее отсюда! — вместо приветствиясказала я.
— А зачем тогда нужно было здесь встречаться? —заворчал он.
Очень захотелось обрисовать ему всю ситуацию с «черным киллером»,заодно рассказать про вчерашнего шантажиста, про то, что его убили прямо у меняна глазах, но я представила, как ненаглядный будет выглядеть, узнай он, чтопятнадцать минут сидел на лавочке и представлял собой живую мишень, и отбросилаэту мысль с большим сожалением. Мой бывший любовник просто растечется на местеот страха, и придется собирать все, что от него останется, в полиэтиленовыйпакет.
— Знаю, что тебе не хочется меня видеть, но есть такоеслово — «надо»! — усмехнулась я и взяла его под руку.
— Ну что ты! — промямлил он и протянул мне букетикгиацинтов.
Мы пошли довольно быстрым шагом, мне хотелось поскорееудалиться от дома с башней и расслабиться. Погода была чудесная, веснаполностью вступила в свои права. Вечернее солнце отражалась в окнах и слепилоглаза. Люди шли по улице разомлевшие и радостные, в предвкушении лета иотпусков. Мой спутник, хоть и был совершеннейшим тюфяком, но все же рука, накоторую я опиралась, была по-мужски сильной. Было приятно отвлечься от забот иотдаться весеннему настроению. Я дышала полной грудью и ни о чем не думала,пока не очнулась от возгласа ненаглядного:
— Слушай, но сколько же можно? Мы уже час ходим погороду и молчим!
— А-а, — я с сожалением вернулась с неба наземлю. — Весна, как видишь, хорошая погода. Что, устал? Раньше-то все намашине ездил…
— Вот о машине, — начал он хмуро, — чтотеперь будет?
— Да ничего не будет! — я пожала плечами. —Ты заявление об угоне оставил?
— Еще нет, но завтра туда пойду.
— Не тяни с этим, — поучающе начала я, — а топотом могут возникнуть подозрения. Завтра идешь и заявляешь, что у тебя угналимашину и что видел ты ее последний раз утром в понедельник, когда приехал наней из дому. А вечером в понедельник ты со мной должен был отправиться в гости,знал, что там выпьешь, и поэтому оставил машину на стоянке — думал, что настарую «копейку» никто не польстится. В понедельник ты вернулся домой поздно иочень пьяный, спал весь день, а вечером во вторник поехал проверить, как таммашина. И не нашел ее на стоянке. Стоянка у вас неохраняемая, кто угодно могмашину взять, тем более что у тебя и сигнализации нету. Вот в среду утром ты ипридешь в милицию. А новости ты не смотрел, да если бы и смотрел, то не опозналсвою машину в той, сгоревшей. Пусть уж милиция сама догадается. Они пока тамрасследование проведут. Во всяком случае, взрыв в пять утра был.
— Ну да… — неуверенно пробормотал ненаглядный.
— А ты в это время уже давно дома спал, сестраподтвердит.
— Думаешь, подтвердит?
— За нее не беспокойся, сестренка у тебя — женщинарешительная. Что надо, то и подтвердит, чтобы брата от неприятностей спасти.
— Да, а я вот, наверное, так бы не смог… — вздохнулон. — Не люблю врать.
— Очень интересно! Можно подумать, что я люблю! —возмутилась я. — Если другого выхода нет!
— Послушай, — перебил он, — а что там насамом деле случилось с машиной?
— А ты что — не знаешь? Машина взорвалась, в нейбандиты, — неохотно ответила я. — Если же тебя интересует, не я липодложила в машину взрывное устройство, то отвечу: не я. А кто это сделал — тебезнать не нужно. Как выражались твои знакомые, которые отлупили тебя вподвале, — меньше знаешь — крепче спишь.
Вспомнив про бандитов, ненаглядный поглядел на меня с тоскойво взоре.
— Если бы не подвернулась машина с бомбой, нас бы уже небыло в живых, — мстительно заговорила я. — Надеюсь, ты понимаешь,что, получив деньги, они бы нас убили.
— Понимаю, — неожиданно здраво ответил он.
— Вот и умница! — обрадовалась я. — Так чтосделай все, как я тебе сказала, и вскоре этот неприятный инцидент забудется.
Вон моя маршрутка. Прощай, дорогой Гера!
Спасибо за цветы! Кстати, ответь, только честно: принестицветы ты сам решил или сестра посоветовала?
Он не ответил, только отвернулся, и я поняла, что о цветахпозаботилась сестра.
Но ненаглядный смотрел виновато и ужасно покраснел, прямостал весь багровый.
Это хорошо, ему на пользу. Только какое мне до этого дело?Уж больше-то я точно его никогда не увижу!
* * *
Секретарша поставила на стол чашку кофе и, взглянув на шефа,мгновенно упорхнула, плотно затворив за собой дверь кабинета.
Он остался один. Он всегда был один.
Ни на кого нельзя было положиться. Все вокруг только иждали, когда он совершит какой-нибудь промах, когда он споткнется, чтобынаброситься всей стаей и разорвать, разорвать на куски… Никому нельзя верить.
Правильно поступал товарищ Сталин: никому не доверял, никогоне приближал надолго. Незаменимых у нас нет… И еще: нет человека — нетпроблемы…
