Он снова говорит это ТАК, что мурашки по коже начинают бегать еще сильнее. Мне это не нравится. С чего это вообще вдруг? Мне миллион раз до Тока говорили эти слова, но такой реакции никогда не было.
Пора закругляться.
— Илья, давай спать, — тяну ему в трубку уставшим голосом.
— Давай… Я хочу, чтобы мне приснилась ты. — Он молчит мгновение. — Знаешь, а ты мне ведь все эти годы снилась иногда. Не часто, но пару раз в год точно снилась.
А вот это уже интересно.
— И что тебе снилось?
— Не помню точно. Помню только, что просыпался и хотел выпрыгнуть в окно от того, какой я мудак. Ксюша, прости меня…
— Илья, все в порядке, я же уже говорила тебе неоднократно. Я не держу на тебя зла.
— Но я держу на себя зло. Я не могу себе этого простить, Ксюша.
И я тебе тоже не могу простить, Илья.
— Ток, все в порядке. Давай уже все-таки спать?
— Давай…
— Спокойной ночи.
— Спокойной. Целую тебя.
— И я тебя.
Я поспешно отключаю звонок и пытаюсь выровнять дыхание.
До нашей встречи в пятницу Ток пишет мне сообщения по утрам, а перед сном всегда звонит. В машине он по телефону так ни разу и не говорил ни с кем. Я же до пятницы штудирую интернет на предмет черных дыр в космосе. Вдруг он вспомнит и начнет задавать вопросы по «статье»?
Он заезжает за мной в пятницу в 7 вечера. Я залезаю в машину с небольшой сумкой вещей на выходные.
— Привет, — говорю ему с широкой улыбкой.
— Привет, моя милая.
Ток тут же меня к себе привлекает и крепко целует.
— Безумно соскучился по тебе.
— И я по тебе, — тихо шепчу.
— Правда? Ты скучала по мне?
— Да.
Он довольно улыбается. Потом отстраняется от меня и тянется на заднее сиденье.
— Это тебе, моя милая.
Он протягивает букет алых роз.
— Спасибо, Илья, — улыбаюсь ему и тянусь понюхать цветы. Люблю запах роз.
— Я не знаю, какие ты любишь цветы, поэтому взял классические алые розы.
— Мне нравятся розы, ты не прогадал.
— А какие твои любимые цветы?
Я задумалась. Если честно, меня никогда об этом не спрашивали.
— Да в принципе все нравятся. — Я пожимаю плечами. — Розы точно люблю.
— Ну хорошо, — он довольно улыбается, — а то я переживал, что ты не любишь их. — И Илья снова тянется меня поцеловать.
Мы едем с тихой музыкой. Я стараюсь аккуратно спрашивать Тока про работу, но он отвечает только общими фразами. Вот именно поэтому я и не люблю молодых клиентов. Был бы сейчас на его месте старый дед, уже все бы мне выложил.
Он все-таки начинает меня расспрашивать про черные дыры в космосе. Я что-то ему мямлю, а он хмурится.
— Какая-то странная статья. Ты точно все верно в ней поняла? Я просто изучал черные дыры, ходил в Гарварде на факультатив по физике.
Я закатываю глаза. Да, Ток, всегда любил физику.
— Может, и не верно поняла, я не знаю. Моя задача же просто перевести, а не вникать в суть.
— А дашь мне почитать эту статью?
Твою ж мать…
— Нам нельзя передавать материалы третьим лицам.
Он скептически хмурится.
— Да ладно, Ксюш. Я же не буду ее выкладывать в интернет.
— Илья, нам нельзя.
— Так ведь никто не узнает!
— Илья, сказано нельзя, значит, нельзя.
Он только качает головой.
— Да, теперь я точно знаю, что ты была послушной дочерью и соблюдала все запреты своих родителей.
Его слова больно резанули. Кто он вообще такой, чтобы осуждать моих родителей? Он понятия не имеет, кем они были и через какой ад прошли. Разведка — это порочная система, но люди действительно работают в ней на благо страны. И если бы не мои родители и не такие, как они, если бы не я и не такие, как я, неизвестно, что бы сейчас было с Ильей, его строительной компанией и всеми деньгами, которыми он тут крутит, а потом прячет в офшорах.
— Илья, ты ничего не знаешь о моих родителях. Я бы не хотела слышать от тебя подобные комментарии в их адрес.
Я говорю это жестко. Даже жестче, чем следовало бы говорить клиенту.
— Прости, пожалуйста. — Он аккуратно берет мою ладонь в свою и крепко сжимает. — Я был не прав, Ксюша, извини.
Я отворачиваюсь к окну и слышу, как Ток тяжело вздыхает.
— Расскажи мне о своих родителях. Кем они были?
— Не делай вид, что тебе это интересно.
— Мне правда интересно, Ксюш. Мне про тебя вообще все интересно. Кем были твои родители, как ты жила эти годы, что ты любишь, а что не любишь. Я все время о тебе думаю и хочу знать о тебе все.
— Папа был инженером, а мама экономистом. — Говорю тихо. — Работали на одном промышленном предприятии. Погибли в автокатастрофе, когда были в командировке. Они оба были выходцами из детских домов, поэтому у меня совсем нет родственников.
На этих словах Ток еще сильнее сжимает мою руку.
— У тебя теперь есть я.
Я лишь хмыкаю.
— Илья, мы неделю, как встретились.
— И что?
Я не отвечаю. Мне не очень нравится этот разговор. Во многом из-за того, что он слишком болезненный для меня. И, кажется, сейчас был первый раз в моей жизни, когда я сказала кому-то из посторонних, что мои родители были из детских домов.
И самое ужасное, что я сказала это именно Токареву.
К счастью, в этот момент он заезжает во двор своего дома и отпускает мою руку, чтобы припарковаться. Илья живет в новом ЖК возле Кутузовского проспекта. Огромная красивая высотка.
Мы молча выходим из машины. Я держу в руках букет, а Илья мою сумку с вещами. Поднимаемся на лифте на 22 этаж. Видно, что Ток неловко себя чувствует. Мне же его общество становится уже настолько неприятно, что хочется просто сбежать. Но я не могу позволить себе такую роскошь, я на задании.
Его квартира отделана в стиле лофт. Мы сразу заходим в огромную гостиную, метров 40, не меньше. Первое, что мне бросается в глаза — большой портрет его сестры над камином. У одной стены диван с журнальным столиком, напротив него большая плазма на стене. У окна круглый стол. Мой взгляд натыкается на клетку с какими-то животными.
— Кто это? — Спрашиваю у Ильи, когда мы с ним уже сняли верхнюю одежду.
— Пойдем покажу тебе. — Он подводит меня к клетке. — Ксюша, познакомься, это мои хомячки по имени Пинки и Брейн. — Затем он поворачивается к хомячкам. — Пинки и Брейн, познакомьтесь, это Ксюша.
