Сколько времени прошло!
Более привлекательной женщины за десять лет я не встретил. По-прежнему прекрасная.
Бриджит… Слова бессильны описать ее красоту. Целой книги не хватит, чтобы вместить все оттенки зеленого и голубого, сменяющие друг друга в ее огромных глазах при малейшей смене настроения. Волосы, искрящиеся всеми оттенками меди. Кожа белоснежная, как страницы Нового Завета.
Из девчонки она превратилась в женщину, чье тело, должно быть, принесли на землю прихвостни Люцифера для того, чтобы разрушать семьи, провоцировать драки, морочить головы, отправить в Мексику на смерть четырех молодых мужчин.
Вспомните Денев в «Дневной красавице», Келли в «Жарком полдне», Экберг в «Сладкой жизни», и вы получите представление о красоте Бриджит. Правда, все эти актрисы блондинки, но я не могу припомнить ни одной рыжей, которая дотягивала бы до идеала. Разве что Бетт Дэвис или, возможно, Кидман.
Сейчас Бриджит тридцать — расцвет женской красоты. Все мужчины в комнате не отводили от нее взгляда: она действовала на них как гипноз.
Глаза мученицы, губы убийцы, сводящие с ума формы.
Ради того, чтобы хоть краем глаза взглянуть на нее, можно проехать на красный по Пятой авеню. Любой мужчина, увидевший ее в метро, наверняка сразу предложит ей руку и сердце.
На Бриджит была черная юбка — верх скромной элегантности. Туфли на низком каблуке — сама простота. Простота, которая стоит пятьдесят тысяч долларов. Элегантность, ради которой Вера Уонг всю ночь, не смыкая глаз, шила юбку вручную.
Бриджит.
Где же ты была все эти годы?..
Лишь в этот миг я осознал, насколько одиноким, насколько опустошенным себя чувствовал.
Целое, умноженное на ноль; выключенный экран; черная дыра, испаряющаяся в ничто.
Пустота — место, которого нет.
О, Бриджит…
Она повернулась. Увидела меня. А я увидел заплаканное лицо.
Пересекла комнату как в замедленной съемке.
Солнце скрылось за тучей.
Дрогнули губы.
— Майкл, — прошептала она.
Один повелительный жест — и всех как ветром сдуло. Остались только мы вдвоем. Бриджит сидела на одном конце дивана, я — на другом.
Руки лежат на коленях. Безжизненное лицо, усталые, опухшие от слез глаза. Она была измучена, и жизнь, казалось, вытекает из нее капля за каплей. Очевидно, с того времени, как исчезла Шивон, она не прилегла ни на минуту и отказывалась от снотворного, которое, вне сомнения, ей предлагали.
Горничная принесла чайник с зеленым чаем и одну чашку. Бриджит закрыла усталые глаза со слипшимися ресницами, слабым голосом поблагодарила горничную, та бесшумно исчезла. Бриджит сделала глоток чая.
Мы оба ждали, кто же нарушит молчание.
Бриджит заговорила первой.
— Майкл, я знаю, нам есть что сказать друг другу… — начала она и осеклась.
— Тебе нет нужды ворошить прошлое, — отозвался я.
— Не буду. Но не потому, что не хочу об этом говорить. Я о многом должна тебе сказать, о многом хочу спросить тебя. Однако не теперь. Не будем о том, что ты натворил. Понимаю, у тебя были веские причины, по крайней мере, они такими казались, но я не желаю обсуждать прошлое. Я попросила тебя приехать из-за Шивон и говорить буду только о ней.
Ее грудь колыхнулась под шелковой водолазкой.
Так вот, значит, как у нас пойдут дела!
Что мне говорил Дэн? «Эта женщина — убийца, руководитель, непревзойденный мастер манипулирования другими людьми».
Я взглянул в ее бездонные глаза, полуприкрытые от усталости, и не сумел вспомнить, какого цвета они обычно бывают; сейчас — черны как сажа, абсолютно непроницаемый взгляд.
Мне надо быть начеку.
— Да, пока не время вспоминать. Думаю, мы каждый по-своему делали то, что считали правильным. Давай на этом и покончим, — сказал я, хотя был уверен, что Темный сам был виноват в своей смерти.
Бриджит кивнула. Итак, первое лежащее между нами препятствие мы преодолели. Наступила неловкая тишина. Бриджит выглядела слишком усталой, чтобы продолжать. Что здесь было от актерства, что настоящее?
— Ты проделала длинный путь, — произнес я, думая о покойниках, перечисленных Дэном, о застывших лицах, что я разглядывал в газетах. Я мог оказаться на месте любого из них. Как там сказал Моран? «Ты даже не представляешь, как было сложно»? Для Бриджит — безусловно. У нее руки по локоть в крови.
Я подождал ответа, но она мельком взглянула на меня и молча отвернулась.
Попробуем поговорить о другом.
— А я ведь и не знал, что у тебя есть ребенок.
— В ФБР разве не сообщили тебе об этом?
— Нет.
Бриджит искренне удивилась:
— Все об этом знали, даже федералы. Я не делала из этого тайны.
— Никто не сказал, да и в прессе упоминаний никаких не было, хотя я стараюсь, насколько возможно, избегать чтения газет.
— Ну… вот это из-за меня. Я настояла на том, чтобы о девочке нигде не упоминали: не хотела, чтобы ее имя мелькало в новостях. Мои адвокаты хотели использовать Шивон как средство подорвать доверие к тебе. «Неужели мы поверим этому человеку, человеку, убившему отца девочки» и тому подобное, но я хотела, чтобы ребенка оставили в покое.
Бриджит и не заметила, что своими словами сильно меня разозлила. Я-то рассчитывал, что прошлое не всплывет в нашем разговоре, потому что, черт побери, я тоже мог бы кое-чего порассказать…
— Почему? — пытаясь успокоиться, спросил я.
— Майкл, я хотела, чтобы у Шивон была нормальная жизнь — насколько это возможно. Я не хочу, чтобы ее имя связывалось с судебным процессом об убийстве. Я вообще не желаю видеть ее фото в газетах до тех пор, пока она не получит Нобелевскую премию.
Я не рассмеялся на ее шутку, но меня тронуло, что Бриджит хотя бы пытается шутить.
— Понимаю.
— Так ты действительно ничего не знал? — переспросила она недоверчиво.
— Нет. Думаю, они не хотели, чтобы я почувствовал себя виноватым, боялись, что отзову свое признание.
— Неужели ты не заметил в суде, что я поправилась после родов? — произнесла она с некоторым сомнением.
— Не заметил. Ты ведь почти всегда сидела в последнем ряду.
Она утвердительно кивнула:
— Ну, может, не так уж и сильно я поправилась. Да и ребенком я не занималась. Первые года два Шивон жила у моей сестры Энн, в Сиэтле, пока происходила вся эта возня. Может быть, за эти годы я что-то упустила… что-то очень важное… а теперь приходится платить по счетам… — Голос Бриджит оборвался.
«Я не уверен, что в тот декабрьский вечер я сделал бы то, что сделал, если бы знал, что ты беременна», — чуть не вырвалось у меня.
