Пиарщицкие таланты Пола уже начали давать о себе знать. В один из дней апреля 1960 года он набросал черновик письма местному журналисту по фамилии Лоу, который попросил прислать информацию о группе, чтобы сделать ей кое-какую рекламу. Была ли отослана чистовая версия и вышла ли в результате желаемая статья, неизвестно. Однако из этих полутора страниц, исписанных аккуратным маккартниевским почерком, явствует, что они по-прежнему оставались без ударника и по-прежнему пытались убедить окружающих, что «ритм в самих гитарах»:
Уважаемый мистер Лоу!
Прошу прощения за то, что так долго собирался вам написать, однако надеюсь, что еще не слишком поздно. Вот некоторая информация о группе.
В нее входит четыре молодых человека: Пол Маккартни (гитара), Джон Леннон (гитара), Стюарт Сатклифф (бас) и Джордж Харрисон (еще одна гитара) — и называется… Такой состав на первый взгляд может показаться скучноватым, но необходимо отметить, что, обладая незаурядными способностями к игре инструментам, эти юноши создают удивительное музыкальное разнообразие. В основном группа играет ритм на слабую долю, но в последнее время это обычно сопровождается игрой отчасти и на сильную долю; таким образом, в целом звучание довольно напоминает ритмически четырехдольный размер традиционного джаза. В этом, возможно, сказывается влияние группы мистера Маккартни, возглавлявшего один из лучших местных джазовых оркестров (Jim Mac’s Jazz Band) в 1920-е годы.
Как бы то ни было, главное увлечение группы — современная музыка, и, словно в подтверждение этого, за последние три года Джон и Пол написали более 50 мелодий: баллад и быстрых номеров.
Джон — названный лидером, несмотря на второе место в списке состава, — характеризуется как «квалифицированный гитарист и банджоист», а также как «опытный карикатурист». О себе восемнадцатилетнем Пол сообщает, что обучается по специальности «английский язык» в Ливерпульском университете и что, помимо гитары, играет на фортепиано и барабанах.
Выдумка про Ливерпульский университет показывает, насколько неловко он чувствовал себя, оставшись единственным школьником в группе. Будучи на год младше, Джордж Харрисон уже покинул Ливерпульский институт и устроился учеником электрика в «Блэклерс», городской универсальный магазин. Подобно Джону и Стю, Джордж мог приходить домой как угодно поздно и выпивать сколь угодно много, тогда как Полу всегда приходилось думать о занятиях на следующее утро и о подготовке к выпускным экзаменам, назначенным на июль.
Долгие часы, когда пабы в центре города были закрыты, все еще безымянный квартет проводил в небольшом кафе под названием «Джакаранда» на Слейтер-стрит, где тосты с джемом стоили всего лишь пять старых пенсов (два нынешних) за порцию. Ближе к ночи подвал превращался в клуб для престижных групп вроде Cass and the Cassanovas и Derry and the Seniors, которые приходили сюда расслабиться после вечерних концертов.
«Джакаранда» принадлежала 30-летнему Аллану Уильямсу, коренастому ливерпульскому валлийцу с вьющимися волосами, пиратской черной бородой и женой-китаянкой по имени Берилл, которая командовала кухней. Уильямс в то время мало что знал о ливерпульской музыкальной сцене и поначалу не понимал, что четыре «бездельника», часами протиравшие штаны в его заведении, ничего не заказывая, представляют собой рок-н-ролльную группу.
Прежде всего Уильямс обратил внимание на талант Сатклиффа-художника. В ту пору валлиец планировал организовать Ливерпульский бал искусств, по образцу лондонского Челсийского бала искусств в Королевском Альберт-холле, где местное богемное сообщество давало Англии редкий шанс полюбоваться на картины публичного пьянства и обнажения. Для своей куда более пьяной, но менее известной версии в Сент-Джорджес-холле Уильямс нанял Стю придумать оформление, а Джона, Пола и Джорджа — построить и украсить карнавальные платформы, которые предполагалось торжественно разгромить под конец мероприятия. Кроме того, он поручил им расписать стену в женском туалете «Джакаранды».
Появление Аллана Уильямса в качестве потенциального благодетеля поставило ребром вопрос о постоянном названии. После нескольких бесплодных мозговых штурмов Джон и Стю приняли решение и сообщили о нем Полу как о свершившемся факте как-то вечером, когда все трое шли по Гэмбиер-террас в сторону собора. В дань уважения к Crickets («Сверчкам») Бадди Холли они решили называться Beetles («Жуками»), только с «а» на месте «е» — как в beat music («бит-музыка») и beatnik («битник»). В качестве каламбура внутри каламбура написание должно было выглядеть как Beatals, подразумевая, что они побьют всех конкурентов (beat all).
Ни Пол, ни вечно отмалчивавшийся Джордж не стали возражать, однако у групп, собиравшихся в «Джакаранде», название вызвало резкое неодобрение. Брайан Кассер, харизматичный фронтмен Cass and the Cassanovas, сказал, что они сошли с ума, если хотят отступить от проверенной формулы «Тот-то и Такие-то». Им нужно использовать имя лидера и сыграть на эффекте «Острова сокровищ», назвавшись Long John and the Silver Beatles («Долговязый Джон и Серебряные Жуки»).
Джон отказался ассоциировать себя с одноногим злодеем из классического пиратского романа Р. Л. Стивенсона. Однако, по-видимому, блеск драгоценного металла сделал никому не понравившийся энтомологический элемент более приемлемым, так что все остановились на Silver Beatles.
Им по-прежнему не хватало барабанщика — но теперь это был не единственный недостаток. Планировалось, что Стю Сатклифф заполнит ритмический вакуум своим дорогостоящим басом Hofner President, однако Стю, как оказалось, совершенно не блистал инструментальными талантами и, несмотря на уроки Джона, по-прежнему едва справлялся даже с самым элементарным ритмом. Он так стыдился своей беспомощности, что вставал спиной к зрителям, чтобы не показывать неуклюжие движения своих пальцев. Часто бывало, что остальные просто по-тихому отключали его усилитель. Пола все больше раздражала необходимость нести на себе этот мертвый груз, из-за которого, он был убежден, группа никогда не получит постоянный ангажемент. Однако Джон и слушать не хотел никаких претензий к своему творческому наставнику и, казалось, совершенно не беспокоился по поводу даже самых вопиющих сатклиффовских ляпов.
В любом случае у Пола был более серьезный повод для волнений. В начале 1960 года его постоянная подруга, прелестная миниатюрная Дот Роун, сообщила ему, что ждет ребенка. Ей было шестнадцать лет, ему — семнадцать.
В те дни беременность вне брака оставалась таким же позорным клеймом, как и в викторианские времена, особенно в среде респектабельного рабочего класса Северной Британии. И, как правило, единственным вариантом для виновника-мужчины был поспешный брак — лишь бы спасти еще не рожденного ребенка от практически гарантированного звания «маленького ублюдка».
