Она буквально считала оставшиеся до отъезда часы.
В кармане Элоизы уже лежал билет на поезд, отправлявшийсязавтра вечером, но Габриэла этого не знала. Мать вообще ничего ей не сказала.Боже, зачем лишний раз колебать воздух ради этой маленькой гадины. Не все лиравно, что она там себе думает. Несомненно одно — вина Габриэлы перед нейнеисчерпаема.
Габриэла действительно не знала, во сколько они уезжают.Поэтому на следующий день она проснулась пораньше, поскорее умылась ипричесалась. Когда в девять утра заспанная Элоиза сошла вниз, на столе ужедымился кофе, сваренный Габриэлой. Девчонка хорошо усвоила преподанные ей уроки— кофе был отличный, и, наливая его в чашку, Габриэла ухитрилась не пролить никапли.
Поскольку Элоиза не сказала ей ни слова, Габриэла поняла,что ей удалось угодить матери. В другой раз она непременно обрадовалась бы, носегодня девочка слишком волновалась. Ее так и подмывало спросить, когда же онинаконец поедут на вокзал. Лишь огромным напряжением воли ей удавалосьсдерживаться, чтобы ненароком не разозлить мать. А сделать это было прощепростого — в этом Габриэла не раз убеждалась на собственной шкуре.
Прошло томительных полчаса, прежде чем Элоиза открыла рот испросила у Габриэлы, готова ли она. Разумеется, она была готова. Габриэла ужедавно уложила в чемодан последние мелочи (в том числе заветную тетрадь из-подматраса) и надела серую дорожную юбку и белый свитер. На кровати в детской былиаккуратно разложены темно-синий блейзер, такой же берет и светлые перчатки —обычный наряд Габриэлы, когда они с матерью выходили вдвоем. Высокие белые гольфыбыли подтянуты и завернуты именно так, как любила Элоиза, а черные лаковыетуфли Габриэла еще с вечера вычистила и натерла хлебным мякишем, в них можнобыло смотреться как в зеркало.
Иными словами, Элоизе совершенно не к чему было быпридраться. Вот если бы еще Габриэла сумела спрятать с глаз долой свои длинныебелокурые волосы, тонкую гладкую кожу и огромные голубые глаза на бледном,словно фарфоровом лице, которые смотрели открыто и доверчиво и делали еесовершенно очаровательной. Габриэла уже не была младенцем, но еще не успелапревратиться в долговязого, голенастого подростка. В свои десять лет она ещебалансировала между этими двумя состояниями, сочетая в себе обаяние ребенка икрасоту взрослой женщины, которой она непременно должна была стать через каких-нибудьшесть-восемь лет. Даже Элоиза не могла этого отрицать, и оттого желаниевымазать дочери лицо сажей и облачить ее в грязную, желательно вонючую рваньбыло в ней сильно как никогда.
Элоиза терпеливо ждала, пока Габриэла сходит в детскую зачемоданом и верхней одеждой. Когда она наконец спустилась в холл, то сразуувидела, что маминых вещей нигде не видно. «Должно быть, — решилаГабриэла, — мама хочет, чтобы я помогла ей снести их вниз».
Она повернулась, чтобы сходить за чемоданами Элоизы.
— Куда это тебя понесло?! — остановил ее сердитыйокрик. У Элоизы было еще полно дел, и она начинала спешить.
— Я хотела… хотела помочь тебе с вещами, —пробормотала Габриэла, останавливаясь на нижних ступеньках лестницы иоборачиваясь назад.
— Я сама схожу за ними… потом, — ответила Элоиза инахмурилась. — А сейчас — поторопись.
И Элоиза властным жестом указала ей на входную дверь.
Габриэла ничего не понимала. Она заметила, что Элоиза одетав старую серую юбку и черный свитер, в которых обычно ходила только дома или всаду, и что она даже не надела шляпку, а без шляпки Элоиза не выходила даже ваптеку. И все же Габриэла по обыкновению ни о чем не спросила. Подхватив свойнебольшой чемоданчик, девочка послушно вышла на крыльцо.
Стояла чудесная солнечная погода; грушевые деревья в саду задомом пышно цвели и благоухали так, что даже запахи большого города не в силахбыли заглушить их тонкий аромат; из кустов живой изгороди доносились птичьитрели, но Габриэла неожиданно почувствовала, как в груди ее шевельнулось какое-тонеясное беспокойство. Что-то было не так, но она еще не понимала — что.
В отчаянии девочка бросила взгляд назад — на дом, где онаузнала столько страха и боли. На мгновение ей захотелось со всех ног броситьсяназад, чтобы снова забиться в самый дальний угол чулана. Габриэла уже давно непряталась от матери, зная, что в этом случае ей попадет сильнее. Но сейчасчто-то подсказывало, что ее ожидает нечто худшее, чем самое жестокое наказание.
Но Элоиза уже запирала дверь, и девочка только тихоньковздохнула, покоряясь неведомой судьбе, которая могла оказаться гораздострашнее, чем все, что она знала до сих пор.
— Побыстрей, пожалуйста, у меня не так многовремени, — железным голосом произнесла Элоиза, обгоняя ее и выходя наулицу. Там она взмахом руки остановила такси, и девочка снова подумала: «Почемумама без вещей?»
Но ответ был ей уже ясен. Куда бы ни ехала Элоиза, она ехалатуда одна! Но в таком случае что же будет с ней, с Габриэлой? И зачем ейчемодан с вещами? И школьная форма? И учебники? Ответов на эти вопросы не было.
В машине Элоиза назвала водителю адрес, который ничего неговорил Габриэле. Она только сообразила, что это где-то в районе ВосточныхСороковых улиц.
Куда же они едут? Зачем? Тягостная неизвестность оченьбыстро переросла в страх, однако расспрашивать мать Габриэла по-прежнему несмела, зная, что впоследствии ей придется дорого заплатить за своюнесдержанность, невоспитанность, настырное любопытство и неумение держать языкза зубами. Элоиза всем своим видом показывала, что не намерена отвечать ни накакие вопросы.
Отвернувшись от дочери, она смотрела в окно на проносящиесямимо дома и, казалось, о чем-то сосредоточенно думала. Раза два она бросилабыстрый взгляд на свои наручные часики и, убедившись, что пока все идет точнопо расписанию, удовлетворенно кивнула самой себе.
К тому времени, когда они подъехали к большому серому зданиюна Сорок восьмой улице, у Габриэлы от страха тряслись руки, а к горлуподступала тошнота. Должно быть, на этот раз она совершила что-то действительноужасное, и теперь мама везет ее в полицию или в исправительный дом, гденаказывают преступников. Это предположение вовсе не казалось Габриэленевероятным, хотя она была далеко не глупой девочкой. Просто в том кошмарноммире, в котором она жила, возможно было абсолютно все. Габриэла никогда немогла чувствовать себя в безопасности. Она всегда была виновата, и неважно, вчем. Главное — виновата!
Тем временем Элоиза расплатилась и первой вышла из машины.
— Вылезай, — коротко приказала она и недовольнонахмурилась, следя за неловкими движениями дочери, которая никак не могласправиться со своим чемоданом.
Наконец Габриэла тоже выбралась из такси и огляделась,Решительно ничего не указывало на то, куда они приехали. Это могла быть иполиция, и тюрьма для малолетних преступниц, и даже замок людоеда Барбакрюкса,в котором он варил из маленьких непослушных девочек суп с перцем и клецками.Впрочем, в глубине души Габриэла была уверена, что ни один, даже самый голодныйлюдоед не станет портить свой суп такой скверной девчонкой, как она.
