Книга По ЗОЖу сердца - Татьяна Устинова

Мара смотрела на город сверху. С пятнадцатого этажа он выглядел получше: бесконечный поток машин, похожий на лавину разноцветных блестящих жуков, отдалился и притих, суетливые толпы рассеялись в пыль, открылись просторные пустые крыши менее высоких домов и черный клин хвойного леса. Светлые дали если не распахнулись, то хотя бы уже угадывались где-то там, за горизонтом, которого вообще-то не было видно за бесчисленными зданиями. Но дома растворялись в наступающих сумерках, как сахар в кофейной жиже, и оставались только светящиеся окна, огни рекламы и желтые звездочки фонарей. Мертвый камень уже не давил со всех сторон, суета не душила.

Маре хотелось найти небанальное сравнение, но город действительно больше всего походил на муравейник. На скопище термитников, которые только ночью теряли плотность и неподвижность, превращаясь в призрачные волны сплошного моря огней.

«Надо записать это», – привычно подумала Мара, но не тронулась с места. Зачем куда-то идти? К чему что-то записывать? Все тлен и суета, она ждет и ищет другого…

Было время, Мара не расставалась с блокнотом. Даже в школе, ведя урок, держала его под рукой – доставала из сумки и клала на стол рядом с классным журналом и планом занятия. Дети, бывало, говорили и делали такое, что за ними можно было записывать монологи, диалоги и целые сцены. На педсоветах тоже можно было подслушать немало любопытного, на родительских собраниях – понаблюдать за интересными типажами.

Мара скурпулезно, по одному жемчужному зернышку, собирала все.

Свою первую книгу она готовила много лет, а написала потом очень быстро, буквально за месяц. Лежала в больнице – лечила бесплодие, чувствовала себя нормально и страшно скучала, заняться было совершенно нечем, вот и потянулась рука к перу, перо к бумаге…

Вазген не смог ей помешать, потому что его не было рядом. Он редко навещал жену в больнице, появляться в гинекологии ему казалось постыдным, профиль отделения он воспринимал как что-то неприличное.

Должно быть, он думал, что ее диагноз компрометирует их обоих, что все на него смотрят и сомневаются в его мужской силе. У Вазгена всегда было преувеличенное мнение о себе и своей роли в жизни: как будто все в мире вертелось вокруг него, для него и ради него.

Марино желание писать он высмеивал, любое творчество представлялось ему занятием несерьезным и даже вредным, бессмысленной тратой ресурсов – денег, времени, душевных сил.

«Делать нечего, времени много? Иди на кухню, свари хаш, долму сделай, хачапури испеки, – говорил он, увидев Мару с блокнотом. – Ты женщина или кто?»

Представления о женщине, ее предназначении и долге у Вазгена были замшелые. Мару с ее бесплодием и отсутствием хозяйственности он перестал считать настоящей женщиной где-то на пятом году их брака, но разводиться не хотел, потому что это было бы ему неудобно. У Вазгена имелся свой бизнес, небольшой, но вполне себе хлебный. Его строительная компания не то чтобы процветала, но работала стабильно, исправно приносила прибыль.

Особенно хорошо стало с выгодными заказами, когда Вазген пристроился на чиновничью должность в префектуре, как раз по строительной части, разумеется. Компанию при этом пришлось перевести на Мару – а на кого же еще?

Жена Вазгену представлялась глупой мечтательницей, то есть безобидной дурочкой, от которой можно не ждать подстав. Доверять ей, наивной бестолочи, бизнес, конечно, не стоило, так Вазген и не доверял, по-прежнему управлял всеми делами сам, Мара только числилась собственницей компании.

Тем не менее из школы она ушла, потому что Вазген сказал: «Ты директор или кто? Не позорься, хватит возиться с сопляками и их тетрадками».

Без работы Мара скучала, зато у нее появилось время заняться собой, в первую очередь своим женским здоровьем. Вазген без стеснения выражал недовольство ее неспособностью родить ему наследника, хотя они не проверяли, кто из них двоих был в этом виноват. О том, чтобы проверить Вазгена, и думать не стоило – лишь раз Мара заикнулась об этом и нарвалась на жуткий скандал. Против лечения самой Мары у Вазгена возражений не было, так она и оказалась в больнице. И написала там свою первую книжку.

Написать-то она ее написала, а что дальше с ней делать – не знала.

Отправлять рукопись в издательство – неизвестно кому! – Мара боялась: в Интернете писали, что хорошие тексты у новичков беспардонно крадут, публикуя их под именами знаменитостей. Никаких знакомых в редакциях у Мары не имелось, развеять ее страхи было некому. Зато у нее было свободное время, в которое она стала посещать литературные вечера, презентации чужих книг, открытые мероприятия разных писательских союзов – их оказалось на удивление много, и люди там обретались самые разные.

Нашлась одна добрая женщина, редактор литературного журнала, бескорыстный фанат своего дела. Она помогла Маре отшлифовать ее повесть и бесплатно напечатала отрывок.

Публикацию никто, кроме автора, не заметил, но самой Маре это помогло решиться: уже не боясь стать жертвой плагиата, она отправила свое произведение в издательство и – о счастье! – получила положительный ответ. Ее повесть взяли, издали и даже немножко прорекламировали, так что небольшой тираж удалось благополучно распродать.

И Мара почувствовала себя сильной и успешной.

– Ты спрашивал, я дурочка или как? Так вот: я не дурочка, я писатель! – сказала она мужу, положив перед ним свежеотпечатанную книжку. Прямо перед ним, подвинув в сторону тарелку с долмой!

– А ты тут при чем? – хмыкнул Вазген, тыча грязной вилкой в имя автора на обложке. – Кто такая Мария Царева, не знаю такую!