– Здесь она ещё совсем юная. Семнадцать лет. Это мы с ней только познакомились. Я учился тогда на втором курсе, а её привёл к нам мой дружбан Севка. Представил как свою невесту… – Митька резко бросил фотки в коробку. – Давай кофе пить, а то остынет.
– Ты очень хороший, Мить, – внезапно произнесла я. – И нечего переживать из-за…
– Слушай, Саш, а выходи за меня замуж, а? – перебил он меня. – Я буду замечательным мужем, правда! Веришь?
– Верю, – улыбнулась я. – Но замуж за тебя не пойду.
– Почему, Сань? – в его глазах плескалась тоска.
– Ты сначала с жизнью своей разберись, ухажёр!
– У нас всё давно закончено! – твёрдо сказал он. – На этот счёт можешь даже не переживать!
– Я и не переживаю…
Я потянулась к своей чашке, задев при этом коленкой стопку фотографий. Часть из них тут же поехала вниз, открыв моему взору знакомые очертания.
– Митька, смотри, вот же он!
– Кто?
– Наш лев! Это точно он!
– Ты уверена?
– Конечно! – Я сняла очки и поднесла фотку к глазам. Это был он. Тот, второй, с прямой гордой спиной и открытым взглядом. – Мить, а что это за двор, ты помнишь? Какой-то музей, что ли?
– Дай-ка мне, – Митя кинул быстрый взгляд на снимок и усмехнулся. – Ты не поверишь, Шурка! Знаешь, кто здесь живёт? Точнее, жил, этой фотографии лет пятнадцать, наверное.
– Кто?
– Возьми ещё бутербродик, Шурочка, – добрым голосом произнёс он. – Ты совсем ничего не ешь…
– Митька, убью! Говори, чей это дом!
– Не нервничай, душа моя! – он откинулся назад, облокотившись о край дивана. – Тебе вредно!
– Сейчас вредно будет тебе! – я свела брови вместе. – Ну?
– Ты такая красивая сейчас, Санёк! – улыбнулся он. – Я и не знал, что злость так украшает человека.
– Шапкин, ты что, сдурел, что ли? Быстро говори, где сейчас мой лев?
– Ковалёва, насколько дорог тебе этот царь, понимаешь, зверей? – его глаза скользнули по моей открытой коленке.
– Ах, вот в чём дело! – я ударила его кулаком в грудь. – Ты шантажист, оказывается!
– Ай-яй-яй, какие нехорошие слова вылетают из этих милых губ!
– Шантажист и гадкий вымогатель!
– Ну что ты, милая, разве я такой? – обиженно запыхтел он. – Я просто деловой человек. У меня есть товар, у тебя – достойная оплата за этот товар. Это же элементарно!
– Ах, так? – я поправила сбившуюся юбку и выпрямила спину. – Ладно, дорогой друг, справлюсь и без твоей помощи. Дом я запомнила, приметные башенки на крыше тоже, найду и сама!
– Думаешь? – недоверчиво прищурился Митька.
– Уверена! – я с шумом отхлебнула из чашки. – Завтра и начну.
– Какие мы самостоятельные, – пробурчал он. – Что за бабы нынче пошли, слова поперёк не скажешь, так и норовят свой нрав показать. Ладно, так и быть, скажу тебе, где это место находится!
– Да не нужно, Митенька! – я сделала равнодушное лицо. – Не трудись, не напрягай попусту свой язык!
– Ох, Шурка! – рассмеялся мой дружок. – Хорошая пара бы из нас вышла! Зря ты замуж за меня не хочешь!
– Балда ты, Шапкин, – я тоже прислонилась к дивану рядом с ним. – Ладно, рассказывай уж, не томи красну девицу!
– Слушай же, о красавица! – он взял меня за руку. – В тридевятом царстве, тридесятом государстве, в школе номер осьмнадцать, что стоит на берегу широкой и бурной реки Арбузовка, ровно дюжину и ещё три годка назад жил был красный молодец. И звали того молодца Димитрием Мудрым…
– С чего это он мудрый? – удивилась я.
– А с того, милая девушка, что этот хлопец знал, с кем хороводы ему водить, а с кем на кулаках биться.
– С кем же он водил хороводы? – до меня стало понемногу доходить.
– Помнишь Федьку Куку?
– Кто ж его не помнит? – хмыкнула я. – Вы с ним в одном классе учились. Бедный мальчик, не повезло ему с фамилией.
– Ну, положим, бедным он не был, – усмехнулся Митя. – Старший Куку, дед нашего Федьки, был в своё время первым секретарём горкома, так что выводы делай сама.
– Уже сделала. И что с этим Фёдором?
– А то, Ковалёва, что твой лев стоит аккурат во дворе нашего Феди Куку! Прямо в самом его центре!
– Вот это да! – я даже подпрыгнула на месте. – Ты уверен? Это точно его дом? За пятнадцать лет ты мог подзабыть…
– Такое трудно забыть! Видела бы ты их двор, тоже бы запомнила на всю жизнь.
– Ты имеешь в виду эти скульптуры? Довольно милые зверушки. Федин дед, наверное, очень любил животных.
– Кроме животных, он ещё очень любил древние китайские вазы, старинные украшения из золота и персидские ковры. А также всякий раритетный хлам, который он привозил с разных концов света и рассовывал по всему жилищу на радость и долгую память своим родным.
– Меня никогда не привлекала жизнь в музее, – задумчиво произнесла я. – Бедный Федя… Слушай, Шапкин, а ты с ним разве дружил? Мне казалось, у вас совсем ничего общего не было.
– Не было, – кивнул он. – Кроме одного. Я делал неплохие фотографии, а дед моего одноклассника хотел увековечить своё имя в истории. Так что это нас и объединило.
– Ты фотографировал его дом?
– А также самого Николая Петровича и всех его домашних, включая пса Себастьяна и двух котов, имена которых я уже не помню, каюсь.
– Получается, ты был придворным фотографом, Мить? – хихикнула я.
– Но-но, я попрошу! – Митька грозно сдвинул брови. – Я всего лишь пару раз щёлкнул важное семейство, и всё. Исключительно по доброте душевной. Между прочим, я ни копейки за это не получил!
– А почему ты так покраснел? – ехидно поинтересовалась я.
– Ковалёва, тебя лев интересует или моё щедрое сердце?
– Да ладно, расслабься, Шапкин! Я пошутила. Лучше скажи, когда мы к Федьке пойдём?
– Да хоть завтра после работы, хочешь?
– Ждать целые сутки! – простонала я.
– А ты предлагаешь пойти сейчас? – Митька наклонил голову. – Ночью?
– Как – ночью? – спохватилась я. – А который час, Митька?
– Уж полночь близится, а Германа всё нет! – зловеще просипел он мне в ухо.
– Так мне же домой пора! – ахнула я. – Почему ты мне раньше не сказал, что уже так поздно?
– Что я, дурак, что ли? – ухмыльнулся Митя. – Да что ты суетишься, дорогая? Останешься у меня, и все дела.
– Не выдумывай, я вызову такси и домой поеду, – я поднялась. – Всё равно мы с тобой всё, что хотели, уже сделали.
