Боль пронзила позвоночник, руки и ноги сразу стали ватными. Из закушенной губы на подбородок потекла солёная струйка. Скосив глаза, я смотрел, как Фаби и Уго спрыгивают с лошадей и мчатся ко мне. Кажется, они что-то говорили, но я их не слышал. Короткие гудки внезапно прекратились, и раздался щелчок соединения. Длинный гудок, а потом ещё. Я попытался пошевелить губами. И у меня получилось. Фаби замер надо мной, приподняв руку, призывая Уго к тишине
– Эжен, что происходит? Попробуй сказать хоть что-нибудь.
И я сказал то, что обычно говорят, когда на той стороне, наконец, берут трубку.
– Алло, я вас слушаю. Алло, говорите же, алло…
Понятно, что Уго смотрел на меня с испугом, Фаби ― с жалостью, но я упрямо продолжал твердить «алло», пока мне не ответили. Голос был спокойный и негромкий, но такой неприятный, что от одного его звука у меня заныли зубы и взмокло всё тело.
– Ты обречён, но не раз избегал встречи со мной. Это неправильно. Нельзя сопротивляться неизбежному, поэтому ― заслужил наказание. Не хочешь умирать, тогда вместо тебя это сделают другие, и начну с того, кто особенно важен для тебя.
– Кто ты? ― еле прошептал холодеющими губами.
– Твоя смерть, ну что, начнём? Даю тебе сутки: или покоришься мне, или он умрёт.
Не знаю, может, моё упрямство толкнуло меня продолжить этот безумный разговор.
– Не понимаю, почему я должен умереть? Чем провинился перед судьбой?
– Тем, что, попав в чужой мир, где тебе не место, нарушил привычный ход вещей.
Я набрал воздуха в лёгкие и продолжил гнуть своё.
– Но я скоро покину этот мир, вернусь домой, всё пойдёт по-старому.
Мерзкий голос захихикал.
– Ничего уже не будет, как прежде: в тебе проснулся маг, теперь и в родном мире ты ― лишний. Кажется, кто-то серьёзно влип! ― он засмеялся, и мне пришлось сдерживать рвотные позывы от этого «смеха», ― и виноват в этом эльф, поэтому он умрёт первым. Тем более, ему и так недолго осталось. Заклинание пожирает его изнутри и скоро прикончит, а ты ему в этом поможешь. Ведь хочешь жить. Все хотят…
Перед глазами закрутился чёрный вихрь, потом появился городское поместье, в нём начинался пожар. У дверей стоял Винс, до груди заваленный камнями, свободными оставались только плечи и голова, волосы были растрёпаны, со лба на щёки стекали струйки крови.
Он был ещё жив, и пламя его не коснулось. Я видел, как ему было больно. Но взгляд на измученном лице двигался, словно искал кого-то и, наконец, нашёл. Это был я. Винс смотре прямо мне в глаза и последним усилием произнёс:
«Не смей сдаваться», ― потом его голова бессильно упала на грудь, и я закричал, забившись в судороге, почувствовав, что, несмотря на боль в теле, снова могу двигаться. Картинка с эльфом пропала, противный голос умолк, прошипев на прощанье: «У тебя сутки, чтобы спасти его или умереть самому. Для вас двоих нет будущего».
Фаби и Уго навалились на меня, пытаясь удержать безумное биение, но, сбросив их, сам не знаю, как, встал на дрожащие ноги. Меня шатало. Я подошёл к Фаби и, схватив его за длинные кудри, притянул к себе:
«Винс в беде! Живо вези меня домой в поместье! У нас только сутки, чтобы спасти его…» ― после чего потерял сознание. Что было потом, как они добирались назад в город с моим бесчувственным телом ― не знаю, и позже Фаби не хотел об этом вспоминать. Видно, это было неприятно для его чувствительной души.
Меня качало на голубых волнах, светило солнце, на душе было радостно и легко. Кто-то бесшумно нырял вокруг меня.
«Ну, Фаби, разошёлся! ― подумал и засмеялся вслух, ― эй, эльфийский дельфин, прекращай свои прыжки и просто полежи на волне, такой кайф…»
Он вынырнул, отфыркиваясь, где-то позади меня и, видимо, тоже лёг на воду.
– А ты прав, ― сказал он почему-то голосом Винса, ― это здорово! Если бы только знал, малыш, как давно я мечтал вот так побыть с тобой наедине. И чтобы нам никто не мешал.
У меня замерло сердце, а потом пульс зачастил, зашкаливая. Но не потому, что я его боялся, наоборот, меня просто распирало от счастья. Сам не понимаю почему, сказал:
– Я тоже ждал этого.
И услышал в ответ весёлое:
«Знаю, ты такой смышлёный, если бы всё это происходило не во сне, а наяву…»
– Что значит ― во сне? ― не поверил я, чувствуя его дыхание на своём затылке и прикосновение горячих рук к плечам. И вдруг они исчезли. Как же мне хотелось крикнуть ему:
«Останься со мной, проклятый эльф!» ― я развернулся и увидел тёмную воронку на воде, уносящую вглубь пузыри воздуха, и большое кровавое пятно, расплывающееся во все стороны.
– Нет, не умирай, Винс! Это нечестно, не умирай… ― рыдал я, почувствовав холодный компресс на лбу. Глаза не хотели открываться, меня душили слёзы.
Горячая рука Винса взяла мою ладонь и крепко её сжала.
– Я здесь, Эжен, и умирать не собираюсь. Просыпайся, ты и так нас слишком напугал, ― его голос звучал отчаянно и совсем близко, заставив меня сделать над собой усилие и через боль открыть глаза. Яркий свет заполнял знакомую комнату, причиняя мне почти физическую боль. Но это была комната в поместье, значит, мы успели. И Винс был жив. Пока жив.
Теперь уже я вцепился в его ладонь, хрипя и разрывая в кровь пересохшие губы.
– Мне надо рассказать тебе всё, это так страшно. Убеди меня, что всё это только мой бред…
Я смотрел в огромные глаза Винса и не понимал, почему он отводит от меня взгляд, впрочем, не отпуская руки.
– Уго, дай воды, у мальчика обезвоживание и галлюцинации. Ты поил его в пути?
– Пытался, Винс, ― я заметил, что привычное для Уго слово «господин», почему-то исчезло, ― но Эжен не мог глотать. Я весь извёлся, испробовал все известные мне способы ― ничего не помогало, только смазывал губы водой. Его лихорадило всю дорогу.
– Понятно, позволь теперь мне самому сделать это.
Винс поил меня из небольшой чашки, и его руки дрожали. Я жадно пил, но вода в основном проливалась мимо, все смотрели на нас, и эльф не выдержал. В его голосе появилась привычная сталь.
– Фаби, Уго, пожалуйста, оставьте нас ненадолго и заберите с собой Зиллу, она замучила меня своим воем.
Дверь немедленно закрылась, слышно было только, как поскуливала упиравшаяся Зилла. Наконец, мы остались одни. Винс взял себя в руки, уже спокойно напоил, и даже снял с меня мокрую рубашку, переодев в одну из своих. Я ощутил прикосновение к коже тончайшего шёлка. Это очень отличалось от царапанья грубого полотна, из которого была сшита форма слуги.
– А тебе идёт, вот поправишься ― померяешь мундир, я же знаю, как он тебе нравится, ― и насмешливый эльф улыбнулся, хотя его глаза оставались испуганными.
