Военный атташе СССР в Югославии, резидент ГРУ в Белграде (псевдоним «Софокл») генерал-майор А. Г. Самохин
Более того, после недолгого — с июля по декабрь 1941 г. — командования 29-м стрелковым корпусом и пребывания в должности заместителя командующего 16-й армии по тылу, в декабре 1941 г. Александр Георгиевич Самохин снова был переведен в ГРУ. Сначала он был помощником начальника, а затем и вплоть до 21 апреля 1942 г., являлся начальником 2-го Управления ГРУ[938].
Таким образом, в результате трагической ошибки пилотов в гитлеровский плен угодил в прошлом высокопоставленный советский военный разведчик.
Вот это и есть подлинный факт, и без того явно искаженные слухи о котором по злой воле фальсификаторов были вторично искажены и на этот раз практически до полной неузнаваемости!
«Нанизать» же на дважды подвергнувшийся глубинному искажению фактурный якобы «стержень» необходимые, по замыслу подлинных фальсификаторов (к слову сказать, это вовсе и не члены и даже не руководство Памяти» — они всего лишь рупор для тех, кто скрыт за кулисами), компоненты якобы достоверности — не так уж и трудно.
Чего-то убавили, чего-то прибавили и — на тебе, ничего не желающее знать и выяснять, но якобы просвещенное демократическое мнение», новую фальшивку про нехорошего Сталина!
Вот, собственно говоря, и ответ, в частности, на вопрос, почему якобы имевшие место советско-германские тайные переговоры между представителями разведок обеих сторон и «произошли» в начале 1942 г. и именно в г. Мценске!
История пленения генерал-майора А. Г. Самохина оставляет отчетливо двойственное впечатление.
Во-первых, из-за того, что разнятся в деталях версии истории его пленения. Например, в изложении военного историка Виктора Александровича Миркискина она звучит так. «На пути к новому месту службы его самолет приземлился в оккупированном немцами Мценске вместо Ельца»[939]. Т. е. понимай как хочешь, то ли действительно по ошибке пилота приземлился там, то ли умышленно (в т. ч. и злоумышленно), то ли еще что-то…
В свою очередь, авторы обширного справочника «Россия в лицах. ГРУ. Дела и люди» и вовсе пошли странным путем. На одной странице они указывают, что Самохин «… из-за ошибки пилота попал в плен к немцам»[940]. Казалось бы, однозначная версия… Однако через двести страниц после этого утверждения те же авторы, очевидно, не моргнув глазом, сообщают, что Самохин «…вылетел в Елец, но летчик потерял ориентировку, и самолет был подбит над расположением немцев. Самохин был пленен»[941].
А теперь не сочтите за труд согласиться, естественно, по здравом размышлении, что просто приземлиться не там, где надо, — это одно, по ошибке пилота приземлиться не там, где следовало бы, — другое, но совсем иное — совершить вынужденную, аварийную посадку из-за того, что самолет был подбит, так как летчик сбился с курса.
Едва ли наличие трех версий способствует установлению истины. Да и, откровенно говоря, трудно поверить в то, что при посадке, например днем, летчики не заметили, что садятся-то они на немецкий аэродром: как минимум, пара-тройка самолетов на аэродроме стояли, а намалеванные на них кресты люфтваффе были хорошо видны издалека. К весне 1942 г. наши летчики вдоволь нагляделись на них. Так что в отношении первых двух версий немедленно возникает вопрос; почему летчики, которые не могли не заметить, что садятся на гитлеровский аэродром, не попытались развернуться и улететь подальше от немцев?!
Единственное, что могло бы снять этот вопрос, — это факт ночного полета. Но в этом случае непременно вмешается иное обстоятельство. Дело в том, что в годы войны перелеты командующих армиями и фронтами осуществлялись в сопровождении, как правило, минимум звена истребителей, т е. трех самолетов-истребителей. Тем более, если этот полет осуществлялся из Москвы да еще и с документами Ставки (если верить этим версиям). Мера, это и так понятно, далеко не лишняя, тем более на войне.
Тогда спрашивается, каким же образом истребители допустили такое? Еще более острым этот вопрос становится для третьей версии: как могло случиться, что наши истребители, а ведь это же боевые летчики, допустили, чтобы пилот подопечного самолета хрен знает куда полетел да к тому же еще и оказался подбит над занятой немцами территорией?! Нет, что-то тут не то с этими версиями…
Во-вторых, как уже после войны утверждал бывший начальник штаба 48-й армии, впоследствии Маршал Советского Союза Сергей Семенович Бирюзов, «немцы захватили тогда кроме самого Самохина документы советского планирования на летнюю (1942 г.) наступательную кампанию, что позволило им своевременно предпринять контрмеры»[942]. В 1964 г. Бирюзов погиб в странной авиакатастрофе во время визита в Югославию.
Авторы упомянутого выше справочника о ГРУ утверждают примерно тоже самое — что «противник овладел оперативной картой и директивой СВГК»[943].
Если принять на веру эти две версии, то, исключив более или менее оправданное нахождение при Самохине оперативной карты, немедленно упремся в удручающий вопрос почему у вновь назначенного командующего всего лишь армией на руках оказались по определению особо секретные документы — директива Ставки Верховного Главнокомандующего и документы советского военного планирования на летнюю кампанию 1942 г.?! Ведь принципиально-то директивы Ставки адресовались командующим направлениями и фронтами. Но не армий же!
А у Самохина не просто директива Ставки, а «документы советского планирования на летнюю (1942 г) кампанию»! Мягко выражаясь, это же не его уровень, чтобы, как поется в известной песне, «знать за всю Одессу»!?
Да и Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин был отнюдь не столь уж прост, чтобы таким макаром пересылать свои директивы. В годы войны чрезвычайно жестко соблюдались правила секретной переписки, тем более между СВГК и фронтами, армиями и т. д. И без того всегда секретная фельдъегерская служба осуществляла перевозки секретных документов между Ставкой и фронтами под особой вооруженной охраной НКВД (с 1943 г. — Смерша).
Однако самое удручающее начинается при попытке дать ответ на поставленный выше вопрос в зависимости от версии пленения Самохина.
Диапазон ответов действительно удручающе неприятен из-за своей широты: от неизбежных подозрений, что тем самым проводилась (кем и с какой целью?) какая-то военно-разведывательная операция — право на это дает богатая подобными примерами история изощреннейшего противоборства разведок в двух мировых войнах ХХ в., — по преступной халатности (не исключая и варианта игры под нее), что, к сожалению, и тогда было отнюдь не редкостью…
