дерево, похожее на бонсай, — вероятно, вырезанное из старой вешалки. На дереве висят безделушки: мужское кольцо-печатка, мужские наручные часы, латунная пряжка от ремня, карманные часы на золотой цепочке. Если бы я не знал, что у Ньюхауса нет детей, то решил бы, что это они поместили свою поделку среди настоящих сокровищ.
Наконец капучино можно пить. Он все еще горячий, но невероятно вкусный. Надо было принести миндальных пирожных вместо трюфелей. Они подошли бы к этому кофе куда лучше.
Словно спохватившись, я достаю из чемоданчика коробку конфет, не забывая упомянуть, что она новая, не вскрытая.
Мне не слишком хочется заканчивать нашу удивительную беседу, но долг требует.
Ньюхаус в притворном ужасе отводит глаза:
— Шоколадные трюфели?! Мои любимые? Чарльз, благодарю, но вынужден отказаться. Моя жена рассчитывает, что я вернусь к ужину голодным как волк. — Голос букиниста дрожит, словно он ищет поддержки.
— Аарон, одна конфетка вам не навредит. А ваша ненаглядная жена ни о чем не узнает, если только вы сами не расскажете.
Ньюхаус берет конфету (из первого ряда, отравленную) по-мальчишески жадно и одновременно стыдливо, что весьма меня забавляет. С удовольствием нюхает ее и уже готовится укусить, но вдруг кладет на стол, словно сжалившись. И заговорщицки подмигивает мне:
— Вы правы, моей жене незачем об этом знать. Есть вещи, которые стоит скрывать даже от супруги — для ее же блага. Но мне бы хотелось ее угостить. Поделитесь еще конфеткой, Чарльз?
— Конечно… но почему только одну? Берите сколько хотите… разумеется.
Этого я не ожидал. Но отказать Ньюхаусу нельзя, и я снова протягиваю коробку, неуклюже разворачивая ее, чтобы рядом с ним были безопасные трюфели. Придется и самому с аппетитом съесть штучку, подав пример.
Как же здесь жарко! Чертовы усы все чешутся и чешутся!
Словно спохватившись, Аарон Ньюхаус решает позвонить жене по старому черному телефону с наборным диском: предмет из давно минувшей эпохи. Он понижает голос, но не из желания что-то скрыть от гостя, а из вежливости:
— Дорогая? Просто предупреждаю, что немного задержусь. Ко мне зашел удивительный клиент, и я не хочу его разочаровать.
«Удивительный». Я польщен и одновременно опечален.
Ньюхаус так нежно разговаривает с женой, что мне становится жаль и его, и ее. Но еще сильнее меня обуревают зависть и гнев. Чем этот человек заслужил любовь такой прекрасной женщины? Почему я одинок? Чем я хуже?
Это несправедливо, это нечестно. Невыносимо.
Ньюхаус говорит жене, что будет дома к половине девятого. Я вновь польщен его высоким мнением обо мне, значит он хочет, чтобы я остался еще на час. Другая жена могла бы рассердиться, но прекрасная (и загадочная) миссис Ньюхаус не возражает.
— Конечно! Скоро вернусь. Тоже люблю тебя, милая, — без тени смущения шепчет Ньюхаус, показывая, что ему не чужды простые человеческие эмоции.
Шоколадный трюфель не менее вкусен, чем капучино. Я жую его, и у меня в буквальном смысле слова текут слюнки. Я с надеждой жду, что Ньюхаус проглотит и свой, чего ему, безусловно, хочется, но пока он оставляет обе конфеты нетронутыми и просто потягивает кофе. Это так по-детски: откладывать самое вкусное на потом. Я стараюсь не думать о том, что Ньюхаус может съесть нормальный трюфель и отнести отравленный жене. Тогда надо предложить ему забрать домой всю коробку. И хозяин, и та, что должна унаследовать его имущество, уйдут в мир иной. Купить магазин у человека, не испытывающего к нему личных чувств, будет даже проще.
Я спрашиваю у Ньюхауса, кто покупает книги в таком уединенном месте, и он отвечает, что у него немало «удивительно верных и преданных» клиентов, приезжающих даже из Бостона и Нью-Йорка — по крайней мере, когда погода хорошая. Есть и постоянные покупатели из местных, порой заглядывают туристы.
— Только в «Старбакс» заходит больше народу.
Однако в последние двадцать пять лет основной доход приносят продажи по почте и через Интернет. Поток заказов относительно стабилен, письма от «многочисленных зарубежных клиентов» приходят ежедневно.
Для меня это словно удар под дых! Насколько я помню, у меня вообще нет клиентов за рубежом.
Впрочем, Аарон Ньюхаус этим не хвастается, и злиться на него глупо. Я с сожалением вынужден признать, что он во всем на голову выше меня. По иронии судьбы этот человек пострадает за то, в чем не виноват.
Как мой брат, наказанный за то, в чем не был виноват. За свою злобную, завистливую и мелочную душонку. Но брата мне не жалко, а вот Аарона Ньюхауса — еще как.
Терпению, с которым Ньюхаус оттягивает съедение трюфеля, можно только позавидовать! Я уже съел два, и пришло время для второй кружки капучино. Кофеин меня взбадривает. Словно полный восхищения репортер, я спрашиваю, откуда у хозяина взялся интерес к тайнам. Ньюхаус отвечает, что с раннего детства.
— Думаю, все началось, когда я впервые выглянул из колыбели и увидел лица глядящих на меня людей. Кто это такие? Тогда я еще не мог знать, что моя мать — это моя мать, а мой отец — мой отец. Эти люди, должно быть, казались мне гигантами, мифическими существами, вроде тех, что описаны в «Одиссее». — Он останавливается и на мгновение как будто погружается в прошлое. — Жизнь каждого из нас — одиссея. Бесконечное, непредсказуемое приключение. Только мы, в отличие от Одиссея, не возвращаемся домой, а стремимся все дальше от дома, как Вселенная в модели Хаббла.
Что-что? Какой Хаббл? Какая Вселенная? Не совсем понимаю Ньюхауса, но он, несомненно, говорит о том, во что твердо верит.
В детстве его манили книги-загадки. Сначала приключенческие романы для мальчиков, затем Шерлок Холмс, Эллери Куин, твеновский «Простофиля Вильсон». К тринадцати годам он уже читал настоящие детективы (в том числе вышеупомянутого Рокхида), до которых обычно добираются во взрослом возрасте. Ньюхаус обожает американские «крутые» романы, но при этом всей душой влюблен в произведения Уилки Коллинза и Чарльза Диккенса.
— Эти писатели понимали роль случайных событий в нашей жизни и не боялись драматизировать.
Это верно. Случайности и совпадения влияют на нашу жизнь куда сильнее, чем мы, слепо верящие в свободу выбора, готовы признать. А сенсационные, драматические истории пусть и редки, но обязательно случаются с каждым из нас.
Я спрашиваю Аарона Ньюхауса, как он стал владельцем этого магазина.
С ностальгической улыбкой он отвечает, что это тоже была случайность — «невероятное совпадение». Однажды он ехал в Мэн навестить родственников и остановился в Сибруке.
— Я заметил этот удивительный магазин на Хай-стрит среди прекрасных старых особняков. Тогда он выглядел иначе, слегка запущенным,
