Было убито двенадцать человек, из них семеро — дубинкой.
— Я должен сообщить властям о происшедшем, потому что эта земля принадлежит храму. Я лишь защищал себя, — сказал Мусаси.
На обратном пути у моста они натолкнулись на сторожевой отряд. Мусаси рассказал все старшему отряда, но тот неожиданно приказал связать Мусаси.
— Вперед! — приказал командир, не слушая протесты пленника.
Мусаси возмутило то, что с ним обошлись как с заурядным разбойником. По дороге в храм они встретили еще несколько пикетов правительственной стражи, и в конце пути Мусаси окружала охрана в сотню человек.
Два ученика одного учителя
— Успокойся! — Гонноскэ прижал к себе Иори. — Ты ведь мужчина.
— Потому-то я и плачу, что мужчина, — всхлипнул еще громче Иори.
— Мусаси сам сдался властям. Они не ловили его. Его обязательно скоро выпустят. Пойдем!
Иори не двигался. На дорогу из зарослей выскочила собака Байкэна с окровавленной пастью.
— Помоги! — закричал Иори, метнувшись к Гонноскэ.
— Хочешь, понесу тебя на закорках?
Иори прижался к широким плечам Гонноскэ.
Праздник закончился, ветер гнал по пустынным улочкам храмовой деревни мусор и клочки бумаги. Гонноскэ хотел незаметно пройти мимо чайной «Оину», но Иори, заглянув внутрь, сообщил:
— Та женщина здесь.
— А где же ей быть? Почему арестовали Мусаси, но не тронули ее?
Око тоже заметила любопытных прохожих. В глазах ее вспыхнула ненависть.
— Собираетесь в путешествие? — засмеялся Иори, кивнув на приготовленный мешок Око.
— Не твое дело! Думаете, я не знаю, кто убил моего мужа?
— Сами виноваты.
— Вы за это заплатите!
— Ведьма!
— А вы воры. Ограбили храмовую сокровищницу.
— Кто вор? — угрожающе произнес Гонноскэ, опуская Иори на землю. — Повтори, что сказала.
— Воры!
Гонноскэ схватил Око за руку, но у нее в другой руке оказался кинжал. Гонноскэ выбил кинжал и швырнул Око на пол. Та стремительно вскочила на ноги и с воплем: «Воры!» бросилась к выходу. Гонноскэ метнул кинжал ей вслед. Клинок, пронзив Око насквозь, вышел из груди.
Крики Око всполошили жителей селения, которые и без того были взбудоражены ограблением храмовой сокровищницы. Похитители не тронули старинных мечей, зеркал и прочих древностей, а унесли только золотой песок и золото в слитках. Никто толком ничего не знал, но крики Око подтвердили, что воры еще здесь. Перед чайной «Оину» собралась перевозбужденная толпа, вооруженная бамбуковыми пиками, мушкетами и палками. Гонноскэ и Иори пришлось спасаться через заднюю дверь и бежать несколько часов, пока преследователи не отстали. Теперь выяснилось, за какое «преступление» арестовали Мусаси.
Гонноскэ и Иори вышли на перевал Сёмару.
— Отсюда видна равнина Мусасино, — проговорил Иори и невольно спросил: — Что сейчас делают с Мусаси?
— Допрашивают, — отозвался Гонноскэ.
— Нельзя его спасти?
— Надо хорошенько подумать.
— Сделай что-нибудь! Пожалуйста!
— Нет нужды умолять меня. Я тоже считаю Мусаси своим учителем. Иори, ты мало чем можешь мне помочь. Доберешься один до дома?
— Попробую. А ты?
— Отправлюсь в Титибу. Если Мусаси не выпустят, я что-нибудь придумаю, даже если придется разнести тюрьму для его спасения.
Для пущей убедительности Гонноскэ ударил дубинкой по земле. Иори одобрительно кивнул.
— Молодец! — произнес Гонноскэ. — Жди меня и Мусаси дома.
Зажав под мышкой свое оружие, Гонноскэ пошел в сторону Титибу.
Иори не сомневался, что найдет дорогу домой, но ему страшно хотелось спать. Теплый день вконец сморил его. Он решил отдохнуть на обочине в тени каменного Будды.
Был уже вечер, когда Иори проснулся. Кто-то негромко разговаривая с другой стороны статуи. Зная, что подслушивать нехорошо, мальчик притворился спящим.
На большом камне сидели двое, к соседнему дереву были привязаны две лошади, к седлам которых были приторочены по два лакированных ящика с надписью: «Из провинции Симоцукэ. Для нужд Западного укрепленного кольца. Поставщики лакированных изделий ко двору сёгуна».
Иори незаметно выглянул из-за Будды. Беседующие не походили на дородных дворцовых чиновников — слишком мускулистые, с пронзительным взглядом. Старшему было за пятьдесят, солнце поблескивало на его шляпе, напоминавшей капюшон с козырьком. Голова его спутника, жилистого молодого человека с задорным чубом, была повязана полотенцем.
— Здорово мы придумали с лакированными ящиками, — сказал молодой человек.
— Пусть люди думают, что мы со стройки в замке. Я бы сам не додумался.
— Научишься у меня понемногу.
— Знай меру в шутках со старшими. А впрочем, кто знает? Лет через пять старый Дайдзо может, станет исполнять твои приказы.
— Молодые взрослеют, взрослые стареют, таков закон жизни.
— Думаешь, я боюсь старости?
— А как же? Ты всегда думаешь о своем возрасте, поэтому спешишь сделать как можно больше.
— Да, ты неплохо меня узнал.
— Пора? Я бы не хотел, чтобы нас схватили.
— Не трусь. Страх лишает человека уверенности.
— Я ведь недавно в этом деле. Порой я вздрагиваю от порыва ветра.
— Не считай себя заурядным вором. Верь, что трудишься на благо родной страны, тогда и страх пройдет.
— Ты всегда так говоришь, но, по-моему, ты заблуждаешься.
— Ты должен следовать своим убеждениям, — произнес Дайдзо, словно уговаривая самого себя.
Молодой человек вскочил в седло и, тронув коня, проговорил:
— Следи за мной. Если я замечу опасность, подам сигнал.
Дайдзо, поотстав, последовал за молодым человеком.
Иори, выждав несколько минут, пошел следом. Он сразу догадался, что эти люди ограбили храмовую сокровищницу. Всадники спустились на равнину Мусасино.
— Видны огни Огиматия, — проговорил молодой человек.
Чуть дальше извивалась в лунном свете река Ирума, похожая на небрежно брошенный пояс-оби. Всадники въехали в город.
— Дзёта, мы здесь перекусим, накормим лошадей, а я наконец выкурю трубку, — проговорил Дайдзо.
Они остановились около полутемной чайной. Дзета с плошкой еды уселся поближе к двери, чтобы следить за лошадьми с поклажей. Поев, он отправился кормить лошадей. Иори зашел в харчевню напротив.
Когда оба всадника двинулись в путь, он быстро сгреб остатки риса и жевал его на ходу, следуя за подозрительной парой. Теперь всадники ехали рядом.
