Ознакомительная версия. Доступно 54 страниц из 266
И еще кое-что, — напомнила она себе. Было нечто в самом звании Торговца из Удачного. Тем самым они как бы не противопоставляли себя ужасам и прелестям этого края, а принимали их и называли своими!
Первопоселенцы вначале попытались обосноваться непосредственно в устье реки Дождевых Чащоб, на самом берегу, там, где росли мангры — их корни служили фундаментами домам, а улицами и переулками — плетеные лестницы. Так и жили полных два года: внизу мчалась река, штормовые ветра сотрясали и раскачивали деревья вместе с лепившимися к ним домиками, а то сама земля принималась содрогаться и корчиться, и тогда речная вода обращалась в смертельно опасное белое молоко… иногда — на сутки, но иногда и на месяц.
А еще — насекомые, и лихорадка, и стремительный поток, мгновенно уносивший все, что в него попадало… И тем не менее пращуры в итоге снялись с обжитого места вовсе не из-за опасностей и тягот тамошней жизни. Причиной была странность. Морок, наползавший с реки. Он заставлял женщину, спокойно месившую тесто для хлеба, срываться и бежать в необъяснимом ужасе. А в мужчину, мирно собиравшего хворост, столь же необъяснимо вселялся порой настоящий демон саморазрушения, и человек очертя голову бросался в ревущий поток… Из трехсот семидесяти домохозяев — ныне легендарных первопоселенцев — через три года уцелело всего шестьдесят две семьи. Они покинули реку и двинулись на юг, пытаясь осесть то тут, то там… Цепочка покинутых поселений отмечала их путь. Окончательно зацепиться за землю они сумели лишь здесь, на берегу залива Купцов. На безопасном отдалении от реки и всего, что она с собою несла…
О тех семействах, что предпочли все-таки остаться возле реки, упоминать всуе не стоило. Торговцы из Дождевых Чащоб еще оставались как-никак родней и необходимой частью Удачного. С этим следовало считаться. Все еще следовало…
— Давад?… — Роника потянулась к нему и тихонько погладила руку старого друга. — Прости меня. Я наговорила грубостей… Да все о таком, о чем не следовало бы вспоминать…
— Ничего, — выдавил он, не отнимая рук от лица. Когда все же он наконец поднял голову, то был очень бледен. — Кстати, все то, о чем мы, представители старинных семейств, стараемся между собой не говорить, среди новичков составляет повод для повседневного трепа. Ты замечала, может быть, — очень немногие из них привозят сюда дочек и жен… И поселяться здесь они вовсе не собираются. Да, они намерены скупить землю, усесться в Собрании и выкачивать из нашего края состояние за состоянием… Но жить-то будут в Джамелии, а здесь — появляться наездами. И семьи там останутся, и дети там будут рождаться, и сами, когда состарятся, окончательно туда переедут, а сюда хорошо если пришлют сына или двух — присматривать за делами… — Тут он презрительно фыркнул. — Я вполне уважаю поселенцев с Трех Кораблей. Когда они явились сюда, мы честно объяснили им, что к чему и какую цену им придется платить за убежище в наших местах. Они все равно решили остаться… Но этих новых, понаехавших снимать сливки с урожая, нашей кровью политого — видеть не могу.
— Следует винить не только их, но и сатрапа, — согласилась Роника. — Он нарушил слово, данное нам его предком Эсклеписом. Тот ведь клялся, что никому больше не даст здесь надела земли, если только наше Собрание не одобрит. Поселенцы с Трех Кораблей явились сюда с пустыми руками, но не чурались никакой работы — и стали одними из нас… Но эти! Налетают, грабастают землю — и знать не хотят, кого обижают! Взять хоть этого Фелко Тривса. Прикупил участок на склоне холма и пустил туда пастись скот, нимало не задумавшись, что в долине под ним — родники, откуда берет воду пивовар Друр! Теперь в тех родниках вода — что коровья моча, ну и пиво стало пить невозможно. А Трюдо Феллс? Тоже не лучше. Взял и заграбастал лес, где испокон веку каждый мог собирать хворост и добывать древесину для мебели. А возьми…
— Да знаю, знаю я это все, — устало перебил Давад. — Стоит ли пережевывать в тысячный раз?… Толку никакого, горечь одна. Но нечего и притворяться, будто однажды все возьмет и станет так, как было когда-то. Не станет, Роника! То, что мы видим сегодня, есть лишь первая волна перемен. И эта волна захлестнет нас, если мы не сумеем ее оседлать. Потому что сатрап увидит, как здорово подкармливают его казну эти вновь нарезанные наделы — и не преминет нарезать еще. Да побольше. А посему нам остается только одно — приспосабливаться. Мы должны научиться у «новых» всему, чему сможем, и, если придется, действовать теми же приемами…
— Вот именно. — Голос внезапно заговорившего Ефрона напоминал скрип давно не мазанных петель. — Мы, глядишь, и к рабству приспособимся. И будет нам наплевать, если наши внуки угодят в неволю из-за наших долгов. Наплюем и на морских змей, которые вечно следуют за кораблями работорговцев, — ведь им достаются тела, которые сбрасывают за борт. Разведем их прямо здесь, в заливе Купцов — глядишь, и кладбище больше не понадобится…
Для опасно больного это была очень длинная речь.
Заметив, что муж приходит в себя, Роника тотчас потянулась за бутылью с маковым молоком и стала ее раскупоривать, но Ефрон медленно покачал головой:
— Не надо пока. — Перевел дух и повторил: — Не надо пока.
Его измученный взгляд обратился на Давада, и тот не успел стереть с лица гримасу жалости и изумления: он знал, что Ефрон совсем плох, но не ожидал, что до такой степени. Ефрон едва слышно закашлялся.
Давад выдавил некое подобие улыбки:
— Рад, что ты проснулся, Ефрон. Надеюсь, тебя не очень побеспокоил наш разговор?
Некоторое время Ефрон молча смотрел на него. А потом, казалось, просто позабыл про него. Неучтивость, свойственная воистину последней болезни. Потускневшие глаза отыскали жену.
— Слышно что-нибудь о «Проказнице»?…
Так погибающий от голода спрашивает о еде.
Роника поставила бутылочку с молоком и неохотно покачала головой:
— Впрочем, — сказала она, — корабль должен прибыть в самом скором времени. Нам уже сообщили из монастыря — Уинтроу едет к нам!
Последние слова она произнесла со всей радостью, какую могла вымучить, но Ефрон только отвернулся, поморщившись.
— Ну и что с него толку-то? — просипел он разочарованно. — Будет стоять с благочестивой рожей, а перед тем как отбыть назад чего доброго поклянчит пожертвование для монастыря?… Я давно махнул рукой на мальчишку — еще когда мать пожертвовала его Са… — Ефрон прикрыл глаза и помолчал, восстанавливая дыхание. — Пропади пропадом этот Кайл, — не поднимая век, проговорил он затем. — Должен был уже несколько недель как явиться! Если только он не отправил корабль на дно… и Альтию… Надо было поручить «Проказницу» Брэшену… Кайл — неплохой капитан… но надо, чтобы в жилах текла старинная кровь… не то с живым кораблем не совладаешь…
Роника почувствовала, что краснеет. Ее муж говорил ужасные вещи о собственном зяте, да еще в присутствии Давада!.. Какой срам!.. Она попыталась заставить его переменить тему:
— Ты, может быть, проголодался, Ефрон? Или пить хочешь?
— Нет. — Он снова закашлялся. — Я умираю. И я хочу, чтобы этот хренов корабль был здесь… чтобы я мог испустить дух на его палубе и тем его пробудить… чтобы вся моя хренова жизнь не пошла напоследок псу под хвост… Неужели я слишком многого прошу? Неужели не сбудется мечта… ради которой я появился на этот хренов свет… — Он окончательно задохнулся и прошептал: — Мак, Роника… мак… дай… скорее…
Ознакомительная версия. Доступно 54 страниц из 266
