После громкого заявления о печах и сексуальных меньшинствах о. Иоанн Охлобыстин покинул «Евросеть» и направился в сторону BAON. Ксения Собчак и Антон Красовский прошли обратный путь, чтобы разобраться, что же стояло за словами заштатного священника
Это история погони, начавшейся с одной эсэмэски и закончившейся… читатель уж наверняка подумал – арестом, расстрелом, пытками, – но нет. Закончилось все эмэмэской. В сущности, вся современная Россия тоскливо, словно ломтик пошехонского сыра в вологодском чизбургере, затерлась между ничего не означающими словами, безнадежными обещаниями и попытками найти выход, который, как и у этого грустного бутерброда, один.
Впрочем, началось все с эсэмэски.
Красовский – Собчак: «Сейчас хорошо бы Охлобыстина сделать».
Ответ пришел только через неделю: «Не особо про Малиса говна. Договорились с ним на вью. Охлобыстина дожимаю».
Для тех, кто живет на облаке, напомним в общих чертах предысторию. 13 декабря в Новосибирске заштатный клирик Русской православной церкви иерей Иоанн Охлобыстин призвал жечь в печах лиц нетрадиционной ориентации (так называемых содомитов). Через несколько дней о. Иоанн лишился работы в компании «Евросеть», возглавляемой Александром Малисом. А в начале января заключил контракт с компанией Baon (возглавляемой Ильей Ярошенко), избравшей его в качестве своего рекламного «лица».
С фигурантами скандальной истории авторы статьи и намеревались побеседовать. Предполагалось, что наши встречи сложатся в своего рода роман-путешествие по России – пусть даже строго в пределах МКАД – наподобие «Мертвых душ», где на горизонте, как путеводная звезда, будет маячить загадочная фигура Ивана Ивановича Охлобыстина во всем ее нелепом величии.
Спустя неделю концессионеры встретились на двенадцатом этаже гостиницы Ritz-Carlton.
Глава первая. Бар отеля Ritz-Carlton, Тверская, 3
На террасу то и дело прорываются промерзшие туристы в ментовских ушанках с кокардами, чтобы сняться на фоне кремлевских звезд, тонущих, словно в ряженке, в рыжем январском смоге. Красовский сонно ковыряется в роллах, Собчак, допивая чай, теребит свой малахитовый айфон.
– Доброе утро, а с Иван Иванычем можно поговорить? Нет? А когда бы мне перезвонить? Нет? Да?
Вешает трубку.
– Сука. Ну ладно.
Красовский: Понимаешь, – мечтательно вглядывается в окна Сенатского корпуса Кремля, – ведь мое участие во всем этом репортаже не совсем тактично. Я в некотором смысле заинтересованный участник вакханалии, а не журналист.
Собчак: Так именно этим ты привлек мой близорукий взгляд. Я всегда тебе говорила: ты единственный в нашей стране потенциальный Харви Милк.
Красовский: Ну вот я бы предпочел работать журналистом, а не Харви Милком! Мне ведь совершенно неинтересно тут бороться с Иваном Ивановичем. Мне интересно, что с ним, здоров ли? Еще мне интересно, в какой момент Малис принял решение, что все-таки хватит, да. Или это решение вообще принял не он.
Собчак: С Малисом вообще все сложно. Он правоверный еврей и для него гомосексуализм – грех против Бога. Да и с тобой самим-то мне не все ясно. Ты же вроде верующий, православный – как в тебе уживается религиозность и гомосексуальность?
Красовский: Ох, довольно сложно уживается. Мне, конечно, грустно иногда без русской литургии, но я все время напоминаю себе, что Христос по поводу педиков ничего не говорил. Его педики вообще не очень интересовали. Он обращал внимание на врунов, воров, лицемеров. Собственно, на тех, кто сейчас в нашей стране гомиков. Ну, то есть я убежден, что не я, а Иван Иваныч скорее бы привлек строгое внимание Христа.
