Когда я наконец привез домой мать и дитя, Марли успел все забыть. Дженни положила малыша Патрика, заснувшего в люльке, на середину нашей кровати и отправилась со мной в гараж, чтобы поздороваться с Марли. Нас ждала шумная встреча. Когда Марли успокоился и перешел из состояния отчаянного буйства к стадии эйфории, мы привели его в дом. И намеревались заняться своими делами, не указывая ему прямо на появление ребенка. Таков был наш план. Просто будем находиться рядом, позволив ему самому обнаружить нового члена семьи.
Марли отправился за Дженни в спальню, засовывая свой нос в ее сумку, пока она распаковывала вещи. Само собой разумеется, он понятия не имел, что на нашей кровати лежит живое существо. И тут Патрик чуть пошевелился и издал тихий звук, чем-то похожий на писк птенца. Марли навострил уши и замер. Что за звук? Патрик снова пискнул, и Марли принял стойку охотничьей собаки, приподняв одну лапу. О господи, он сделал стойку, словно перед ним была… добыча. В этот момент я вспомнил перьевую подушку, с которой пес жестоко разделался. Он ведь не мог быть настолько тупым, чтобы принять ребенка за фазана, верно?
И вдруг пес рванул вперед. Это был вовсе не свирепый бросок, нацеленный на врага, он не оскалился и не зарычал. Но и приветственный прыжок его движение тоже не напоминало. Он ударился грудью о матрац с такой силой, что сдвинул кровать с места. Патрик проснулся и распахнул глазки. Марли попятился и снова прыгнул вперед, на этот раз его морда оказалась буквально в сантиметрах от пальчиков ног новорожденного. Дженни бросилась к ребенку, а я – к Марли и обеими руками стал оттаскивать его за ошейник. Пес был в ярости, он изо всех сил стремился дотянуться до нового существа, которое неведомо какими путями проникло в нашу спальню. Он вставал на задние лапы, и мне приходилось тянуть его за ошейник; на минуту я даже почувствовал себя одиноким ковбоем из одноименного сериала рядом со своей верной собакой Сильвер. «Ладно, все прошло не так уж плохо», – сказал я.
Дженни держала Патрика на руках, я зажал Марли коленями и крепко вцепился в ошейник. Но даже Дженни понимала, что Марли не собирался нападать на малыша. Он продолжал пыхтеть со своей дурацкой улыбкой, его глаза сияли, а хвост энергично вилял. Пока я удерживал Марли, Дженни медленно приближалась, сначала позволяя псу понюхать пальчики ребенка, потом ножки, памперс и попку. Бедной крошке всего полтора дня, а он уже подвергся атаке со стороны пасти, засасывающей, как пылесос, запахи. Когда Марли добрался до подгузника, казалось, он перешел на новый уровень сознания и впал в транс, вызванный запахом памперса. Он оказался в раю. Собака определенно испытывала эйфорию.
– Марли, одно неверное движение, и я тебя отлуплю, – предупредила Дженни с твердым намерением осуществить сказанное.
Если бы он подал хоть малейшие признаки агрессии в отношении ребенка, то действительно превратился бы в отбивную. Но ничего подобного не произошло. Вскоре мы поняли, что проблема заключалась не в том, как не позволить Марли причинить вред нашему прелестному малышу, а в том, как держать его на расстоянии от бачка с использованными подгузниками.
* * *
Шли дни, недели, месяцы. Постепенно Марли начал признавать в Патрике своего лучшего друга. Как-то раз я выключал в доме свет перед сном и не мог отыскать Марли. В конце концов мне пришло в голову заглянуть в детскую. Он действительно был там, лежал, растянувшись, возле кроватки Патрика: оба посапывали в унисон, как родные братья. Марли, наш горячий необузданный жеребец, совершенно преображался, находясь возле Патрика. Казалось, он понимал всю хрупкость и беззащитность маленького человечка, поэтому, когда они оказывались рядышком, пес двигался с осторожностью и нежно облизывал детское личико и ушки. А когда Патрик научился ползать, Марли спокойно ложился на пол, позволяя малышу взбираться на себя, как на гору, таскать за уши, тыкать в глаза и вырывать прядки шерсти. Детские забавы его не раздражали – Марли просто замирал, как статуя. На фоне Патрика он был нежным великаном, который добродушно и покорно согласился исполнять партию второй скрипки.
Однако далеко не все разделяли нашу слепую веру в собаку. Люди видели в Марли необузданного, непредсказуемого и сильного зверя – его вес уже приближался к 50 килограммам – и считали, что мы поступаем опрометчиво, полагаясь на него и позволяя ему находиться рядом с беспомощным ребенком. Моя мама твердо придерживалась этого мнения и без стеснения говорила нам об этом. Ей было больно видеть, как Марли облизывает ее внука. «Да ты хоть представляешь, где побывал этот язык?!» – риторически восклицала она. С хмурым выражением лица она наставляла нас, чтобы мы никогда не оставляли собаку вместе с ребенком без присмотра. Древний охотничий инстинкт может внезапно проснуться. Если бы решение принимала мама, то Марли и Патрика навсегда разлучила бы бетонная стена.
Однажды, когда мама приехала навестить нас, из гостиной донесся ее пронзительный крик. «Джон, сюда! – кричала она. – Собака кусает ребенка!» Полуголый, я вылетел из спальни, но, прибежав в гостиную, увидел, как Патрик весело раскачивается на «качелях». Марли лежал под ним. Пес действительно лязгал зубами на малыша, но все обстояло совсем не так, как это показалось в панике моей маме. Марли распластался вдоль траектории «полета» Патрика и, уткнувшись носом в его подгузник, просто качал ребенка, подталкивая вверх его попку. Патрик визжал от удовольствия. «О, мам, все в порядке, – сказал я. – Просто Марли обожает запах памперсов».
* * *
У нас с Дженни началась полоса рутины. Ночью жена вставала каждые несколько часов, чтобы покормить и убаюкать Патрика, а в шесть утра его кормление возлагалось на меня, чтобы она могла выспаться. Полусонный, я вынимал сына из кроватки, менял ему подгузник и готовил молочную смесь в бутылочке. Затем следовал сам процесс кормления: я усаживался на веранде, бережно прижимая его крошечное теплое тельце, а он в это время сосал бутылочку. Порой я склонялся головой к его макушке и подремывал, пока он с удовольствием причмокивал. Иногда слушал радио и наблюдал, как утреннее небо из розово-фиолетового становилось голубым. Когда Патрик наедался и срыгивал, я одевался сам и одевал его, свистом подзывал Марли, и мы отправлялись на утреннюю прогулку к океану. Мы купили легкую детскую коляску с тремя большими велосипедными колесами, которые позволяли нам свободно передвигаться где угодно, даже по песку, и преодолевать бордюры. По утрам наша троица представляла собой довольно забавное зрелище. Марли бежал впереди коляски, словно двигался в собачьей упряжке, я был в тылу, сдерживая активную собаку, а Патрик посредине радостно тянул ручонки вверх, будто регулировщик дорожного движения. К нашему возвращению Дженни уже просыпалась и варила кофе. Мы сажали Патрика на высокий детский стульчик и насыпали ему на поднос горстку сухого завтрака в виде колечек. Стоило нам отвернуться, как Марли клал голову боком на этот поднос и языком, как лопатой, зачерпывал еду. Ворует еду у ребенка, думали мы, как низко он способен опуститься в будущем? Однако Патрика, казалось, забавляли проделки пса, и вскоре он научился бросать колечки вниз и наблюдать, как Марли поднимает их с полу и съедает. А если малыш ронял колечки себе на колени, Марли просовывал голову под столик и слегка пинал его в живот, пытаясь найти упавшее колечко, чем вызывал у ребенка восторженный смех.
