Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
Но прошло уже Сретение Господне, православный народ дружно и со смирением держал Великий пост, потекли сугробы, осев более чем в половину былой величины. Благовещенье было на подходе, а Василий Пименов в город все не возвращался. Не утерпел Василий Павлович, принарядился и отправился в дом Пименовых, будто по делу какому. Встретила его жена Василия, Гликерия Фроловна, сухая невысокая женщина с угасающим светом в глазах. На ее попечении и был зачастую дом во время частых отлучек хозяина.
— Входи, входи, Василий Палыч, — приветствовала она нежданного гостя,
моргнув дочери, чтоб шла в свою комнатку, — мово–то опять нет дома, ежели по делу, а если посидеть, чайку похлебать, то и я сгожусь.
— Куда же он подевался? — деланно удивился Зубарев, внимательно оглядывая убранство комнаты, ища опытным взглядом следы достатка, слаженной работы женских рук. Особого достатка он не увидел, как и в большинстве домов: домотканые половички, расписные стенки и двери, занавеси из китайки на окнах, неизменная горка подушек на большущей кровати, темные образа в красном углу с лампадкой перед ними и до белизны выскобленный, не покрытый скатертью обеденный стол, лавки по стенам. Но многочисленные вышивки, кружева сами за себя говорили о рукодельницах, содержащих дом в порядке и чистоте.
"Добре, добре, — подумал про себя Зубарев, — знать, у Натальи игла в пальцах держаться будет, добре…"
— И что ему вновь на ум взбрело… — со вздохом отчитывала мужа Гликерия Фроловна, — как блохами накусанный умчался, одного только Тишку из работников и взял с собой, вертопрах этакий. Другие мужики, как мужики, приказных заместо себя отправляют и на ярмарки, и по иным делам торговым, а мой… прости Господи, на месте недели не усидит. Соседей и то чаще вижу, нежели мужа законного.
— Вернется, — монотонно вставил занятый своими мыслями Зубарев.
— Вернуться–то вернется, а потом опять усвищет. Знаю я его. Тут к Наталье сватов грозились заслать, — хитро глянула хозяйка на гостя, — а кто их слать будет, коль хозяина дома сроду не застать.
— Сватов? К Наташке? — встрепенулся мигом Василий Павлович. — А кто свататься собрался? Я, поди, и знаю их?
— Поди, и знаешь, — кивнула головой Гликерия Фроловна, — да чего о том ране времени говорить, коль не приехали покуль, а лишь грозились…
— Так оно, так, — поддакнул Зубарев, — а я вот к Василию по делу…
— Может, я чем помогу?
— Хотел про цены на муку, на лен узнать, какие нынче по весне будут, ответил тот заранее приготовленной фразой.
— А у иных купцов нельзя никак узнать? Не сказывают, что ль? вкрадчиво спросила хозяйка и, не дождавшись ответа, продолжила. — Чай будешь пить али так посидишь?
— Да пойду уже, — поднялся Василий Павлович, — обоз готовить надо.
— Ну, спаси, Господи, — перекрестила его вслед Гликерия Фроловна. — Я хозяину–то скажу, что ты захаживал.
— Скажи, скажи, Фроловна, — одевая шапку, на пороге ответил тот, продолжая думать о своем.
Примчался Василий Пименов в канун Светлого Воскресения. Зубаревы узнали о том на следующий день от знакомых, что видели его на базаре, но ехать свататься перед самой Пасхой было неловко, решили выждать срок, чтоб отправиться после праздника, как принято у всех добрых людей. Но на светлый четверг, вечером, в дом к ним заявился чем–то опечаленный Михаил Яковлевич Корнильев и, не успев снять шубы, сообщил с порога:
— С Федором, братом моим, горе случилось.
— Да что такое? Он, вроде как, с обозом в степь отправился на торги? удивился Василий Павлович.
— Именно так. А вчерась прискакал оттудова верный человек и сообщил, что киргизы его со всем обозом к себе увели и выкуп немалый требуют.
— Да сроду такого не припомню, — всплеснула руками бывшая здесь же в прихожей Варвара Григорьевна.
— Не тронь лиха, пока лежит тихо, — сокрушенно вздохнул Корнильев, присаживаясь на лавку в горнице, куда они прошли для разговора.
— Большой выкуп требуют? — поинтересовался Зубарев, заранее зная, что Михаил впрямую не ответит, уйдет в сторону.
— Солидный выкуп, — уклончиво ответил тот, — да не в выкупе даже и дело…
— Еще чего просят?
— Дело в том, что выкуп тот надобно им в стойбище доставить. Сам я ехать не могу, дел невпроворот, у Алексея стекольная фабрика, не бросишь, Василий, младший наш, — Зубарев кивнул понятливо головой, ему были знакомы приемы младшего Корнильева и его умение выходить сухим из воды, — захворал, занемог, как про то известие услыхал. Дело–то такое, можно и без головы, с такими деньгами едучи, остаться, — провел он ладонью по горлу.
— Так ведь туда полки наши ушли, в степь, — встрял Иван Зубарев.
— Вот из–за них киргизцы как раз и озлились. Солдаты, видать, поразорили их стойбища, скот поугоняли, а, может, еще чего, в общем, киргизцы обещали всех купцов, кто мимо них ехать будет, ловить, у себя держать, пока за них выкуп не дадут.
— Выкуп–то они возьмут, — почесал в затылке Василии Павлович, — а вот отпустят ли Федора с миром? Я их норов давненько знаю, имел дело с ихним братом.
— Вот как тут поступать? — перекрестившись на темные образа, спросил Михаил Яковлевич. — Казаков нанимать, чтоб отбили Федора?
— А чего б не попробовать? — шмякнул кулаком по столу Василий Павлович, которого самого несколько лет назад хорошо пощипали в степи, после чего он более года расплачивался за взятые в долг товары.
— Что ты, Иван, скажешь? — обратился Корнильев к младшему Зубареву.
— Я б не так поступил, — скупо ответил тот.
— Да? И как же? Скажи, послухаем.
— Надо ихнего старшину похитить или кого иного из их знатных людей, а потом и поменять на Федора.
— Ишь ты каков! — покрутил головой Михаил Яковлевич. — Только кто за такое дело рисковое возьмется? Уж не ты ли?
— Возьмусь, — спокойно ответил он, и глаза у него зажглись. Отец, хорошо знавший, что обозначает этот блеск, только крякнул и громко высморкался.
— Чего скажешь? — Корнильев глянул на Зубарева–старшего.
— Ох, и хитер ты, Михаил, — Василию Павловичу подобная затея сына была явно не по душе, — знал, неспроста ты к нам зашел. Опять станешь Ивана сбивать на дурь какую. Все тебе мало… И так едва из острога его выручили. Пущай пожил бы хоть чуток без азарту или не знаешь, каков он? Мы тут собрались было свататься… — на этих словах Василий Павлович прикусил язык, поняв, что сказанул лишку, но было уже поздно, и Корнильев заулыбался и лукаво сощурился.
— А–а–а… вон оно в чем дело? И к кому свататься собрались? Отчего я о том ничего не знаю? Вот молчальники великие! Нехорошо, ой, нехорошо родных людей забывать…
— Зато ты о нас, Мишка, помнишь. Чего Федора не остановил, когда он в такое время в степь поехал? Знал, поди, что солдаты на войну отправились добра не жди, — продолжал выговаривать ему Зубарев–старший, но по тону его было видно, что он уже помягчал, смирился с мыслью, что сыну придется ехать в степь на выручку богатого родственника.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
