Кроличье салоУши спасало,Ты целовала,Ты целовала…Сало стекало,К шее стекало,Ты целовала,Все тебе малоО!!!!!
Сала, сала!
Собравшиеся аплодируют. Еще бы! Такая импровизация!
Потом целый день проходит в труде. Незаметно пролетает.
К вечеру все закончили. Можно и отдохнуть.
Ребята позвали Лесю в ресторан. Голодные все жутко.
Леся с удовольствием согласилась поехать с ними.
О детях можно было не беспокоиться: она с утра попросила Валеру отвести их к своим, знала, что вернется поздно, а после ночных кошмаров боялась оставлять Любу и Яника одних дома.
Несколько раз в течение дня она звонила им. Убеждалась, что все у них хорошо. Яник с дедушкой сражаются в шахматы, Люба читает. Или наоборот: Люба с дедушкой, Яник читает.
Однако теперь дети воспринимались ею не обычными, достаточно самостоятельными, вполне подросшими детьми, а теми жалкими, напуганными, жмущимися друг к другу птенцами из вчерашнего сна, которым отовсюду грозит опасность. Но только не у родных деда с бабкой – в этом Леся была совершенно уверена.
Разгримированные и одетые в свою обычную неприметную одежду, ребята не слишком привлекали к себе внимание. Они выбрали столик в укромном месте, чтоб не чувствовать чужих взглядов, чтоб от других столов не подходили с предложениями выпить с ними, не просили автографы. Хотелось просто пожрать и расслабиться после трудового дня.
Леся даже не знала, чего ей больше хочется – есть или спать. Весь день на ногах, а перед этим ночь практически без сна.
Да еще постоянно гложущая сердце тревога. Боязнь непонятно чего.
Может, все-таки есть у нее этот злополучный маниакально-депрессивный психоз? Отступил на время, а теперь снова вернулся терзать страхами и мыслями о преследовании? К нестерпимому чувству голода и непосильной усталости примешивалось желание выплакаться от всей души. Но одной, для себя, реветь было невкусно, а измученные ребята не самый лучший объект для выплескивания на них накопившегося негатива. Значит, надо в очередной раз заткнуться и перетерпеть.
Ели все молча, ожесточенно. Не шутили, как обычно, не дурили.
Теперь бы только передохнуть и домой добраться.
Хотя нет!
Домой совсем не хотелось. Наверняка на подходе ждет ее очередной «кирпич на голову», а дома – сны. В том, что теперь ей будут постоянно сниться мучительные истории про детей, Леся не сомневалась.
– Ну! – сказал вдруг Ренат, откинувшись на спинку стула. – Давай теперь, Леська, выкладывай.
Это было так неожиданно, что Леся вздрогнула.
– Что выкладывать? Деньги, ключи, телефон?
– Выкладывай, как ты дошла до жизни такой. Про свои сраные планы со сраной Турцией.
– Не хами! – возмутилась Леся. – Я, кажется, никому не давала повода…
– Давала, давала, а мне все было мало, шала-лала, – пропел Филя тихонько.
Вот что значит хорошо поесть! Уже включился в творческий процесс.
– Я сейчас встану и уйду.
– Уйдешь, когда я позволю, – рыкнул Ренат, сверкнув своими чингисханскими очами.
Так, значит! Пооткровенничала. Отступила от главного жизненного принципа. Теперь получай. Обхамят, в душу наплюют и тебя же еще виноватой потом назначат.
– Ты, Леська, учти. Это последний разговор у нас, – подключился Василий. – Не потому, что мы тебя покинем на тернистом жизненном пути, а, во‑первых, ты, возможно, свалишь из страны и сдадут тебя и Любку твою в публичный домик для массового пользования. Яну это тоже грозит, не сомневайся. Там мы найти тебя не сможем. Да и искать не будем, дуру такую, потому что предупреждали, а ты не послушалась. Но и это еще не все! Тебя с детьми могут и прикокошить, как только ты квартиру загонишь и деньги получишь. Тогда нам разговаривать уже не придется ни в каком случае. Так что выбирай: жизнь или кошелек. Твоя жизнь или чей-то кошелек, набитый деньгами за твою квартиру.