Я почти не дышала, крепко прижимая к уху трубку. Где-то вдалеке запиликал мобильный телефон. Я ждала. В трубке послышался какой-то треск, а затем голос из наглого переродился в подобострастно-услужливый, обращался он явно не ко мне:
— Да, Степан Борисович… Да, мы все сделали, как вы сказали… Да, так точно… Обязательно.
Снова треск, шум, и связь оборвалась. Я застыла на месте с трубкой в руках, короткие гудки проникали прямо в мозг. Степан Борисович! Да как же… Этого не может быть, при чем тут Степан?!
Засохший букет еще стоял в вазе на журнальном столике. На секунду мне показалось, что замысловатые, причудливо свернувшиеся листья напоминают бесцветного раскоряченного паука. Надо немедленно выбросить на помойку, мелькнула мысль, но я была не в силах даже притронуться к цветам. Только ни в коем случае не плакать, ни в коем случае…
От следующего телефонного звонка я подпрыгнула на месте. Ах они, сволочи… Сейчас я им покажу! Я схватила трубку и рявкнула:
— Попробуйте еще раз позвонить, и я вызову…
— Машенька, — еле живой мамин голос пробивался сквозь помехи на линии. — Машенька, папа…
В глазах потемнело, а ноги сами вдруг подкосились, в момент сделавшись ватными и безжизненными. Я нашарила бессильной рукой стул и упала на него.
— Мама, что с папой?!
— Машенька, папу избили прямо у кафе, был повторный обширный инфаркт, — мама едва не рыдала, сдерживаясь изо всех сил. Вдруг вспомнилось, как совсем недавно папка помогал маме тащить тяжеленные сумки по лестнице, а мама не давала и все отчитывала его. — Машенька, ему срочно нужна операция, но нет крови…
— Какой крови, мамочка?
Огромный паук сидел в вазе, распластав корявые белесые лапы.
— Врачи говорят, что требуется открытая операция на сердце и им нужна кровь. Но такой группы, как у папы, сейчас нет, и они не могут начинать…
Мне хотелось завыть от ужаса, но я понимала — если я сорвусь, надежды не останется никакой. «Блинчиковы — не сдаются!» Злость помогла мне взять себя в руки. Мы с мамой будто поменялись местами.
— Мама, где вы?
— Мы в кардиологическом центре, нас по «Скорой» сюда привезли. Машенька…
— Адрес! Мама, скажи адрес!
— Я не знаю… — похоже, маму тоже надо отправлять на операционный стол.
— Спроси у медперсонала, сейчас же! Я жду.
Видимо, уверенность моего тона немножко приободрила маму. Я записала на руке адрес и, велев маме, чтобы ждала меня, начала метаться по комнате. Только сейчас я сообразила, что мой приезд в больницу главной проблемы не решит. У папки — самая редкая группа крови, четвертая, мы с мамой все время над ним подшучивали, что он у нас, мол, самый редкий экземпляр.
Может, глотнуть коньяку? У родителей в шкафу всегда стоит дежурная бутылка — для гостей. В фильмах и книжках так всегда делают — принимают рюмку-другую и расслабляются. Но это в фильмах, а мне было плохо по-настоящему. Плохо и страшно. Дела принимали серьезный оборот. Что же предпринять, у кого просить помощи? Состояние было такое — хоть на улицу выскакивай и кричи. От бессилия я была готова разрыдаться. В отчаянии я набрала телефон Раевского, но его, естественно, не было дома.
Что делать? Маринка! У нее, по-моему, мать работает в каком-то медицинском учреждении. К черту личные отношения, не до них теперь! Я, как была, босиком, выскочила на площадку и со всей силы вжала звонок соседней квартиры.
— Мэри?
Маринка была удивлена даже как-то сверх нормы, но ее реакция меня не интересовала.
— Слушай, у нас беда, папе срочно нужна операция, и нужна кровь, а мама твоя — дома? — выпалила я с порога.
— Мама? Мэри, подожди, я не понимаю. Что случилось?
— Нам нужна кровь, четвертой, редкой группы, а твоя мама — медработник, — начиная раздражаться, проговорила я.
Босым ногам вдруг стало так холодно, и озноб пополз вверх по телу.
— Мэри, она в регистратуре в обычной поликлинике работает, — чуть смутившись, сказала Маринка.
— Четвертая гру… Что же делать? — предательские слезы подступили совсем близко.
Действительно, я с перепугу забыла, что Варвара Ивановна просто сидит в регистратуре и выдает больным карточки. Никакой крови у нее и быть не может. Я рухнула на пол и обхватила голову руками. Идти было некуда.
В глубине квартиры послышалась какая-то возня и препирания. Маринка не одна, а тут я со своими проблемами. Надо вставать и ехать в больницу, а там будь что будет. Ну неужели в целом центре — мне почему-то представился огромный медицинский центр, а папка лежит на носилках такой маленький — нет для него крови? Они же врачи! А папка — умрет! Я больше не могла сдерживаться и зарыдала.
…Кто-то крепко держал меня за плечо и тянул вверх. Ну и руки у Маринки, все-таки пошла в тренажерный зал, тупо пронеслось в голове. Я зажмурилась. Сейчас, еще три секунды повою и встану, умоюсь и…
Меня рывком подняли на ноги и трясли за плечи. Я открыла глаза. Сашка. Сашка? А, ну да, они же встречаются… А я такая страшная, отовсюду течет, боже мой!.. Сашка держал меня обеими руками, совсем как тогда, на диване, год назад, и черная кудряха все так же спадала ему на лоб.
— Хватит ныть, — грубо сказал Сашка и поволок меня к выходу. — Пошли, оденешься и поедем.
— Куда поедем?
Таланов помедлил с ответом.
— На дискотеку!
— Зач-чем на д-дискотеку? — от волнения я начала заикаться.
— Машка, не будь идиоткой, одевайся и поехали!
Сашка буквально выталкивал меня на лестницу.
— Иди, я жду тебя здесь! Носки не забудь надеть!
Я послушно помчалась выполнять приказ. Схватила первый попавшийся свитер и с трудом напялила. Голова просто раскалывалась. В ванной из зеркала на меня глянуло незнакомое опухшее лицо в обрамлении всклокоченных волос. Уже убегая, я заметила стакан на столике. Аспирин! Если я не приму лекарство, точно заболею… А если приму, то меня вырвет, быстро решила я и вылетела из квартиры. «Паука» выброшу, когда вернусь… Когда мы с папой и мамой вернемся домой.
Сашка о чем-то тихо говорил с Маринкой, водя длинным указательным пальцем по косяку двери. У нее было странное выражение, какое-то растерянное и жалкое. Увидев меня, она смутилась еще больше. Сашка снова больно схватил меня за локоть и потащил вниз.
— Счастливо вам!
— Спасибо, Мариша, — бросил на ходу Таланов, и мы покатились по лестнице дальше.
Я сидела одна в пустом больничном коридоре с голубыми стенами и ждала Сашку. Сидела на жутком коричневом стуле с прямой спинкой, склеенном с четырьмя или даже пятью своими собратьями. Придет же такое в голову, стулья приклеивать друг к другу. Мама — я была права — действительно нуждалась в медицинской помощи, и для нее нашлось место в соседней с папой палате. К родителям меня не пускали, и Сашка велел ждать в коридоре. После длительного тихого разговора с пожилым врачом, которого Таланов нашел в пять минут, достав всех в клинике, они вместе куда-то ушли. Я не знала, сколько прошло времени, часов у меня не было. Может, уже ночь? Рабочий день, судя по количеству белых халатов и хлопанью дверей, давно закончился. Стояла гнетущая пугающая тишина. Меня знобило. Надо было выпить аспирина… Отупение, как туман, властвовало во всем теле, голова не работала.
