Профессор тяжело вздохнул, продолжая, как и мы, идти вслед за шаманом в направлении малоки и, вероятно, пытаясь подавить свой нарастающий гнев.
Как только мы вошли — во второй раз за эту ночь — в большую общую хижину, нам стало понятно, что ситуация изменилась. Несмотря на явно запугивающее поведение воинов, я, встав на указанное мне место, при свете горевшего в центре хижины костра заметил в выражении глаз старого шамана что-то такое, что можно было бы интерпретировать как чувство вины.
— Мы чувствовать много… — перевел Иак слова шамана, после того как тот что-то вкратце ему объяснил, — но мы не иметь другой выход, кроме как сказать неправда…
— Это мы поняли, — с нетерпеливым видом перебил переводчика профессор. — В первую очередь мне хотелось бы знать, что произошло с моей дочерью и почему вы нам солгали.
Переводчик перевел слова профессора старику, который, будучи теперь уже без ярко-желтых перьев и больших ожерелий из бусинок, украшавших его голову и шею несколько часов назад, выглядел не так величественно, как раньше, однако во взгляде его проницательных глаз по-прежнему чувствовалась непоколебимая самоуверенность.
— Branco человек быть проклятый для менкрагноти, — заявил шаман через Иака с таким видом, как будто речь шла о чем-то очевидном, не нуждающемся в дополнительных объяснениях. — Если мы говорить правду, вы исчезнуть, как женщина, который вы искать. Затем прийти другие brancos люди, чтобы искать вы, и затем еще другие… И тогда для менкрагноти — конец.
— Это какая-то ерунда, — хмыкнул профессор. — Кроме того, я не понимаю… э-э… Вы говорите, что мы исчезнем так же, как исчезла моя дочь? Но почему? — Голос профессора стал взволнованным. — И куда она подевалась?
Старик и Иак о чем-то между собой поговорили, а затем Иак пожал плечами и сказал:
— Мы не знать.
— Как это вы не знаете?! — вспылил профессор Кастильо, теряя свою обычную невозмутимость. — Вы что, принимаете нас за дураков? Вам не удастся обмануть нас во второй раз!
— Мы сказать правда, — с печальным видом заявил переводчик. — Она быть с нами, но потом идти вместе с другие, которые ее сопровождать.
— Это мы уже знаем, — нетерпеливо пробурчал профессор. — Но куда именно она направилась?
Иак перевел слова профессора, и шаман посмотрел на нас с выражением скорби на лице. Показав куда-то за пределы стен малоки, он почти робко произнес:
— Менка таму тах…
Иак в течение некоторого времени смотрел на старого Менгке, а затем повернулся к нам со слегка исказившимся лицом. Ему, видимо, не хотелось переводить услышанные им слова шамана.
Мы все трое напряженно смотрели на переводчика, с тревогой ожидая, что же он нам сейчас скажет.
Туземец, опустив голову, по всей вероятности, снова стал искать в своем ограниченном словарном запасе подходящее слово.
— В ад, — наконец сказал он очень тихо. — Branca женщина не слушать предупреждения Менгке… И теперь она быть в ад.
21
В малоке воцарилось гробовое молчание, как будто все, кто в ней находился, вдруг потеряли дар речи. Я с тревогой заметил, что профессор, узнав о судьбе своей дочери, очень сильно побледнел.
— Так вы говорите… — наконец нарушил он молчание, с большим трудом произнося слова, — что та белая женщина… Она…
Иак удивленно посмотрел на профессора.
— Она идти в ад, — повторил он.
Я, выслушав столь жуткое заявление, засомневался, правильно ли Иак перевел слова старика и правильно ли мы понимаем то, что говорит нам Иак. У меня возникло подозрение, что кто-то чего-то недопонимает.
— Но… как такое может быть? — спросил я, со страхом ожидая услышать в ответ что-нибудь ужасное. — Вы хотите сказать, что она… умерла?..
Я запнулся, почувствовав, как кто-то положил мне руку на плечо. Повернувшись, я увидел, что Кассандра кивает мне на профессора: тот закрыл лицо ладонями и еле слышно всхлипывал.
— Улисс… — прошептала мексиканка.
Менгке, как мне показалось, огорченно что-то сказал Иаку, и тот затем перевел его слова.
— Менгке говорить, что он чувствовать много, но что хотя он отговаривать branca женщина, она сама хотеть идти в ад.
— Что-что? — спросил я, еще сильнее начиная подозревать, что возникла какая-то путаница.
— Менгке отговаривать branca женщина идти в ад, — повторил переводчик. — Но она удрать ночью с те другие, и теперь мы не знать, она живой или нет.
Я начал догадываться, в чем смысл возникшей неразберихи.
— Один момент, один момент… — произнес я, слегка подняв руку. — Ад — это… какое-то место?
Переводчик посмотрел на меня с таким видом, как будто я спросил, откуда берутся дети.
— Конечно, — ответил он.
Махнув затем рукой в том же направлении, что и шаман, когда он рассказывал о том, куда подевалась «branca женщина», Иак добавил:
— Он быть очень далеко в сельва, где есть только смерть.
Лицо профессора снова приобрело свой обычный цвет, хотя оно по-прежнему оставалось все еще слегка перекошенным, а его глаза были красными от слез. Похоже, Кастильо уже оправился от шока, который вызвало у него известие о том, что он потерял свою дочь Валерию навсегда, ибо — слава Богу! — оно оказалось лишь результатом недоразумения.
Начиная с этого момента в наших отношениях с туземцами что-то изменилось, и мы, по моему мнению, стали для них уже не незваными гостями, а, так сказать, людьми, с которыми их объединила одна общая беда. Это, в частности, проявилось в том, что шаман позволил нам сесть на лежащий на полу малоки ствол, на котором обычно сидели только члены совета старейшин, а также в том, что стоявшие за нашими спинами воины по приказу шамана вышли из малоки, и мы благодаря этому смогли чувствовать себя уже немного раскованнее.
— Почему это место называют «адом»? — с любопытством спросила Кассандра.
Иак перекинулся несколькими словами с шаманом, а затем ответил:
— Я не знать подходящий слово для этот место в ваш язык… Я называть этот место «ад», потому что это быть место, где есть только боль и смерть. — Голос Иака слегка дрожал. — Это быть земля, откуда никто не вернуться и где никто не жить, кроме демоны морсего.
— Демоны… морсего? — переспросила Касси. — Речь идет о каком-то другом племени?
— Раньше быть племя, но теперь не быть, — перевел Иак слова шамана. — Раньше быть люди, а теперь…
— Они — враги племени менкрагноти? — предположил я, подумав, что, наверное, именно поэтому те так ругают этих морсего.
Иак покачал головой.
— Морсего быть враги для все люди и животные, которые на небо и на земля, — заявил он. — Враги для лесные духи, для боги и для солнечный свет. Они быть прóклятые, потому что кушать нечистый мясо. Они быть смерть, а ад быть их территория.
