Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
Из дома вышла мать с Николькой на руках. Она услышала его слова и усмехнулась:
– Страсть какие трудные дела – с девчонками не поладили! Есть о чем говорить – сейчас побранятся, сейчас и помирятся. Аниска сама крапива хорошая.
– Да ведь и крапива колется лишь тогда, когда ее топчут да ломают… – ответил отец.
– Ну что выдумал!.. – Мать махнула рукой. – Будь к людям хорош, и люди к тебе хороши будут. А на обиды эти и вниманья обращать нечего – пустяки какие!
– А я ей не хороша была, да? – вдруг всхлипнула Аниска, и слезы закапали на белые поленья.
Отец встал.
– Сходить в лес, сушнику посмотреть, подготовить… – сказал он и засунул за пояс топор. – В то воскресенье лошадь обещали.
– Ну вот, – обиделась мать, – и так тебя по целым неделям не вижу!
А Аниска обрадовалась. Слезы ее сразу высохли.
– И я с тобой, папаня! Ладно?
– Ну а как же! – отозвался отец.
– Оба чудные, – сказала мать и улыбнулась, покачав головой. – В лес каждый раз будто к празднику идут! Э-эх!
Аниска неподвижно стояла на полянке, озаренной солнцем, среди пышной пестрой иван-да-марьи.
Деревья, полные солнечного спокойствия, окружали ее, и откуда-то из зеленой чащи сыпался разноголосый птичий щебет. Аниска видела, как на белый цветок дикой петрушки вылез и уселся кремовый паучок-бокоход. Сел и сидит неподвижно – попробуй-ка, муха, разгляди врага!
Она слышала, как далеко-далеко стучит дятел по стволу дерева. Она различала сладкий запах пушистой розовой таволги, которая цвела среди кустов. Сердце ее понемножку отогревалось, успокаивалось.
– Папаня, ау! – звонко закричала она.
– Э-ге-ге! – ответил ей отцовский голос из лесной гулкой дали.
Отец здесь, рядом. И весь день будет Аниска около него. Как хорошо, как весело, когда отец дома! Пускай только кто-нибудь нынче подразнит ее! Пускай Лиза хоть пальцем тронет! Ага! При отце-то она побоится.
Легонько взмахнув густыми космами, Аниска пошла дальше, в лесную страну, – тихую, приветливую, ласковую…
На старой заросшей дороге Аниска увидела ежа. Он хлопотливо бежал ей навстречу.
– Куда ж, дурачок, бежишь прямо под ноги? – спросила Аниска. – А если б это не я была, а какие-нибудь мальчишки?
Ежик был молодой, иглы у него были светлые, свежие и неострые. Он свернулся в клубок, Аниска легонько перевернула его.
– Ну, ну, не фыркай, я тебе только в лицо посмотрю. У, какой ты смешной! И глаза зажмурил. А нос-то черный да мягкий какой, как сливинка! Ну ладно, развертывайся да иди куда шел…
Ежик открыл глазки, посмотрел на Аниску и опять зажмурился.
– Ну ладно, уйду, – сказала Аниска, – а то пролежишь тут, опоздаешь по своим делам…
И пошла дальше. Муравьи черным ручейком текли куда-то, пересекая дорогу. Куда это они? Ага, на калину! А что там, на калине, медом намазано, что ли?
– Ты что нашла? – спросил отец, выходя из чащи.
Аниска молча поманила его к себе рукой.
– Гляди-ка… куда это они?
– А вот куда, – сказал отец, приглядевшись, – видишь?
На калиновых листьях, возле самого черешка, Аниска увидела красные бугорки. Вот к этим-то бугоркам и стремились муравьи. Они грызли их со всех сторон жадно и торопливо. На калиновый лист села глупая муха и поползла к этим бугоркам. Но муравьи, приподнявшись на задние лапы, замахали на нее передними и выставили свои свирепые челюсти: «Не подходи! Загрызем!»
Муха попятилась и улетела в страхе.
– Ой, звери! – прошептала Аниска. – А что, если бы они большие были? Ну, если бы с корову? Вот-то страшны были бы! Ух, и страшны!..
– Страшней медведя были бы, – согласился отец.
К полудню, когда густой зной начал проливаться на лесные полянки, отец и Аниска дошли до ручья. Они уселись на бережку. Отец достал из кармана большой ломоть хлеба с солью, завернутый в газету, посмотрел вокруг:
– Кто хлеба хочет? Ну-ка?
– Ты кому – птицам? – засмеялась Аниска.
– Всем, кто попросит, – улыбнулся отец.
Он отломил половину ломтя Аниске. А от своей половины отщипнул мякиш и покрошил на сырую песчаную отмель.
– Может, какие пичужки съедят…
Аниска съела хлеб, запила водой из ручья.
Хорошо! Хорошо жить!.. Речка журчит.
Таволгой пахнет. Отец сидит на бугорке, покуривает…
Аниска запела. Голос у нее был низкий и неверный. Если бы девчонки услышали, сейчас же начали бы смеяться. А если отец слышит – ничего. Он смеяться не будет.
В голубой вышине, играя солнечными огоньками, чуть-чуть трепетали тревожные листья осины. Аниска посмотрела на них и вдруг замолкла. Как жалко, что Светланы сейчас нет здесь. Сидели бы у ручейка, лежали бы на траве…
– Папаня, а где эти ронжи водятся? – сдвинув брови, спросила она. – Ведь ты правду сказал, что у нас эти птицы живут? С красными крыльями, а?
– Правду, – ответил отец, – а для чего же человеку неправду говорить?
– А как ее найти? Вот я хожу, хожу, все хочу эту ронжу увидеть…
– Красивая птица, – сказал отец. – Она, где сыро да глухо, от людей подальше свое гнездо вьет.
– А поймать ее можно?
– Нет. Поймать нельзя. Не поддастся. Да и на что ее ловить? Пусть в лесу живет. В неволе она жить не может. Умирает. Тоскует шибко.
– Мне нужно поймать ронжу.
Отец поглядел на Аниску:
– Это на что же тебе?
Аниска опустила глаза.
– Мне Светлане подарить надо. Это я не так тебе тогда сказала. Светлана хорошая. И зубки у нее хорошенькие…
– А говорила, не нужен тебе никто, а? – усмехнулся отец.
– Светлана нужна мне… – еле слышно прошептала Аниска. – Прямо знаешь как… До смерти!
– Эх, Аниска! – удивился отец. – Так чего ж ты? Сходи да помирись с ней. Вот давай лисичек наберем, ну и снесешь ей гостинец. Ладно?
* * *
Вечером Танюшка прибежала к Кате.
– Знаешь, а Косуля все-таки чуднáя. Лисичек принесла – целый фартук – и все отдала Тумановым! Вот хочется ей со Светланой дружиться, вот хочется, и все. И что пристала?
– А Светлана что?
– А Светлана смеется. Говорит: «То игрушки мои все покидала, а то как собачонка за мной бегает». Говорит: «Я и в Москве всем буду рассказывать…»
Катя сказала задумчиво:
– А когда Аниска за нее капусту полола, что ж она тогда не смеялась?…
Хоть и ленивая у Кати была душа, но тут и она не смолчала.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
