— Гордон? — вежливо поприветствовала гостя Саба.
— Можно с вами поговорить? — спросил он.
Женщина кивнула:
— Конечно.
— Простите, что помешал, — извинился археолог и вошёл. В маленькой каюте царил образцовый порядок.
— Ничего страшного, — отозвалась профессор и изящно махнула рукой. Она быстро сохранила данные, с которыми работала, и, закрыв крышку ноутбука, опустила на неё руки. — Ну, так о чем же вы хотели со мной поговорить?
Каюты были слишком малы для того, чтобы тут можно было принимать гостей. Гордон сел на краешек койки Эвелин.
— Я немного забегаю вперёд, — начал Эш. — Мы не имеем никакого понятия о том, откуда взялось ваше скульптурное изображение, но все же можем предположить, что оно каким-то образом связано с текущей миссией. Скорее всего, эта фигурка была вырезана вследствие того, что мы побывали на планете.
Музыковед кивнула. В том, что говорил Гордон, не было ничего нового. Так думали все.
— Ваша задача будет состоять в проникновении в Дом знаний, о котором нам известно только одно: вход туда позволен избранным и всех прочих туда не пускают.
Это тоже было известно всем, однако Мариам не выказала ни раздражения, ни нетерпения — а следовательно, понимала, что Гордон просто-напросто подводит базу под то, о чем собирается говорить дальше.
— Мне, вероятно, не будет позволено войти туда, несмотря на занимаемый мною пост вашего 00000. — Свистом и гудением он выговорил слово, означавшее «бегун/заботящийся».
— Я думала об этом, — призналась Саба. — Между тем у нас нет никаких сведений, позволяющих предположить, что обитатели Дома знаний являются узниками, иначе как русский отряд сумел добыть те, пусть минимальные, сведения, которые им удалось собрать? Вероятнее всего, при необходимости я сумею видеться с вами.
— У нас нет никаких сведений, кроме непонятных аномалий в языке, — продолжал настаивать Эш. — Именно вы обратили внимание на то, что странные времена глагола порой содержат в подтексте отрицание изъявления свободной воли и что это, возможно, средство ненасильственного принуждения. Поэтому, на мой взгляд, рассчитывать на свободу вашего перемещения нам не следует. Мне бы хотелось ввести в обращение некий код, составленный на основе йилайлского и английского, которым мы, в идеале, могли бы пользоваться для радиосвязи. Нам нужен один импульсный код типа азбуки Морзе — для экстренных случаев и другой — для речевого общения.
— Следовательно, вы предполагаете, что мы окажемся во враждебном окружении? — спросила женщина.
Археолог покачал головой.
— Если учесть, скольких кусочков недостаёт в головоломке, лучше считать, что будет именно так. Перед посадкой для заправки я разговаривал с Зинаидой. Она придерживается того же мнения.
Саба едва заметно вздохнула и сложила руки на груди. Гордон догадался, что она нервничает, но старается этого не показывать.
— Послушайте, — сказал он, — я совершенно не пытаюсь на вас давить.
Мариам, покачав головой, улыбнулась.
— Я сама на себя давлю.
Эш улыбнулся в ответ. Впервые при нем музыковед выказала по-настоящему человеческие чувства. Гордон понимал, что она имеет право упрекнуть его в том же — он ведь то и дело скрывал свои подлинные переживания. Но было бы ошибкой считать, что он — или Саба — действительно совершенно бесстрастные люди.
— Так или иначе, — заметил археолог, — нам не следует забывать о том, что вы станете там важной персоной — если не для нас, то для местных обитателей. Будем надеяться, что они вас возвеличат и возведут на какой-то высокий пост. Вероятно, вам будет отведена роль в одном из их религиозных ритуалов. Пока же…
Профессор снова кивнула.
— Насчёт кода — это отличная идея. Вы уже что-то придумали?
— Я подумал, что мы могли бы вместе поработать над этим, — предложил Гордон. — У нас есть немного времени до того, как наша смена отправится спать. Как насчёт того, чтобы начать прямо сейчас?
Саба улыбнулась чуть шире, чем прежде.
— Совсем неплохой план, — сказала она.
Час после того, как зашёл Гордон, пролетел для профессора Мариам незаметно. Как только они приступили к работе, скованность Эша как рукой сняло, речь стала уверенной и энергичной. Правда, он по-прежнему говорил крайне взвешенно, и Саба никак не могла уловить его естественный ритм. Он был чуть напряжён и предельно внимателен, но в нем больше не чувствовалось замкнутости. Мариам осознала — для того чтобы понять друг друга, им придётся запастись терпением.
Ещё в детстве, когда Саба начала изучать английский и французский, она поняла, что в каждом человеке живёт какая-то музыка. В Эфиопии музыка была неотъемлемой частью жизни племён, встреченных ею во время путешествий по стране вместе с отцом, который был врачом. Мать Мариам была из племени дорце, и люди этого племени, как и всех других — от Эритреи до уединённого Данакила, то и дело пели и играли на музыкальных инструментах. Музыка сопровождала всю их жизнь.
А потом, слушая учителей иностранных языков в школе, Саба обнаружила, что музыка есть и в речи. Каждому языку была присуща особая музыка, и каждый человек исполнял эту мелодию по-своему.
На какое-то время эта убеждённость покинула Мариам — это произошло тогда, когда она приехала в Аддис-Абебу и поступила в университет. Но через некоторое время, несмотря на жизнь в этом большом и сложном городе, к ней вернулась прежняя убеждённость. Это случилось, когда она привыкла к шуму техники. Даже в современной жизни существовала музыка. В одних людях мелодия была почти незаметна, а та, которая слышалась, звучала мрачно, сердито и некрасиво — сплошные диссонансы. Некоторые издавали мелодию страха, наполненную мышечными спазмами. От других исходила музыка тихая, спокойная, они словно бы повторяли мелодии, впитанные поколениями таких же спокойных людей.
Третьи — это были очень сложные натуры — держали свою музыку при себе до тех пор, пока не начинали доверять другому человеку. Поначалу Саба гадала, есть ли какая-то собственная мелодия у Гордона Эша, но потом поняла, что он относится к последней категории. Он обладал быстрым умом и внимательностью к мелочам, и это ей нравилось.
За час напряжённой работы, начатой «с нуля» по просьбе археолога, они успели разработать основы системы сигналов, распределив их по степени срочности.
Когда прозвучал звонок, возвещавший об окончании смены, Гордон, как и музыковед, удивился тому, как быстро пролетело время. Эш вежливо попрощался, снова став осторожно-отстранённым, и ушёл.
Саба задержалась у открытой двери, думая о том, что случилось за последний час. Эвелин пока не появлялась. Маркам гадала: удалось ли супругам хоть немного времени побыть вдвоём.
«Хорошо бы, так оно и было», — подумала она.
Риордан не жаловалась, но стоило ей заговорить о муже, и в её словах сквозила грусть, во взгляде — печаль, а в голосе, таком приятном, наполненном лежащей почти на поверхности золотистой музыкой, появлялись нотки тоски. Ведь они поженились совсем недавно.
