Мероприятие, возможно, пройдет на ура (а возможно, и нет). Как бы то ни было, помните, что по его окончании вы снова свободный человек – аж на двенадцать месяцев. Или, точнее, на одиннадцать месяцев, тридцать дней и пять минут.
Урок 8
Не бойтесь синяков – бойтесь кровопролития
«Будь то камень или палка – им твоих костей не жалко» – гласит старинная премудрость.
Так что в полном соответствии с правилами Мамы Мальчишек эти предметы в моем доме запрещены. Но почему-то нигде не говорится про велосипеды и туристические карты. И к тому времени, как я осознала опасности, подстерегающие Маму Мальчишек на выезде, учиться было уже слишком поздно.
Поясню на конкретном примере.
Летняя идиллия: счастливая семья на велопробеге по сельским просторам. Разумник и Бином тянутся на забрызганных грязью великах следом за Отцом Мальчишек; Непоседа пристегнут в детском кресле на заднем сиденье моего видавшего виды горного велосипеда. Мы сворачиваем за угол, и я останавливаюсь, чтобы свериться с картой.
– Ты уверен, что мы правильно едем? – кричу я Отцу Мальчишек, полная решимости опровергнуть известное мнение о том, что если мужчины (нарочно) не слушают, то женщины (иногда) не умеют читать карты.
– Чего? – спрашивает он, резко тормозя рядом, чем подтверждает истинность по крайней мере первой части расхожей сентенции.
– Я спросила, – повторяю я, переворачивая карту и невольно доказывая и вторую часть, – уверен ли ты, что мы едем правильно?
– Вполне! – заверяет меня Отец Мальчишек, бросаясь догонять своих старших сыновей.
Непоседа поворачивается в кресле вслед отцу и слегка нарушает равновесие моего велосипеда. Отчаянно хватаясь за руль, я пытаюсь остановить неизбежное падение, но отсутствующие мышцы попросту не могут справиться со скоростью и массой. Велосипед заваливается набок. Мой маленький сын инстинктивно выбрасывает руку вперед, чтобы смягчить падение, – и зловещая тишина сменяется душераздирающим криком.
Мы с Отцом Мальчишек быстро расстегиваем ремни кресла и освобождаем нашего несчастного мальчика из плена. Я укладываю его на траву.
– О, мой бедный кроха, – воркую я. – Прости… не смогла тебя удержать.
Крики постепенно перерастают в завывание, ребенок жалобно смотрит на свою травмированную руку.
– Может, мамочка ее поцелует? – пытаюсь я успокоить малыша.
Бесполезно. Он продолжает выть.
– И что будем делать? – спрашиваю я мужа. Мы в нескольких милях от своей машины, в нескольких часах езды от больницы, у нас нет ни телефона, ни плана действий.
– Послушай, наверное, он плачет больше от испуга, чем от боли, – разумно предполагает муж. – Давай вернемся в деревню, отдохнем, поедим мороженого… Обычно это помогает!
– Наверное, ты прав. Хорошо, поехали, – соглашаюсь я, чтобы не портить идеальный (до этой минуты) день, и с подозрением поглядываю на нашего все еще всхлипывающего солдатика.
– Ура, мороженое, мороженое! – скандируют его повернутые на еде старшие братья, быстро седлая велосипеды.
Непоседа (хотя сейчас ему вряд ли подходит это прозвище) продолжает икать и кричать. Это не предвещает ничего хорошего.
Спустя полчаса младший сын проваливает эксперимент по лечению ударной порцией шоколадного мороженого. Как мы его ни подбадриваем, он не может удержать рожок вдруг ослабевшей левой рукой. Ручейки растаявшего шоколада, смешанного со слезами, стекают по подбородку, и рожок опасно зависает в правой руке. Взгляд покрасневших глаз исполнен скорби. Мое материнское сердце сжимается от жалости, и мы с Отцом Мальчишек переглядываемся, признавая свое поражение.
Не в первый (и определенно не в последний) раз наша семейная вылазка, так удачно начавшаяся, завершается воскресным вечером в отделении экстренной медицинской помощи.
Проходит неделя, и Непоседа быстро усваивает преимущества травмированного. Нет, он больше не может самостоятельно одеваться. Нет, ему трудно держать в руке яблоко, а вот печенье – другое дело. Нет, он определенно не может ходить в школу пешком – кресло-коляска в самый раз. И вообще, разве та «добрая медсестра в больнице» не говорила, что ему нужен «покой»?
– Ты уверен, – шепчу я ему на ухо по дороге в школу, – что твои ноги не разучатся ходить… не станут такими же непослушными, как рука?
На детской площадке вокруг него кружит стайка охающих и ахающих мамочек.
– Ой-ой-ой, что с тобой случи-и-илось? – сочувственно спрашивают они, оглядывая гипс, гордо торчащий из закатанного рукава.
– Это мама сделала! – объявляет он воркующей аудитории, которая проникается еще большим сочувствием к покалеченному малышу с печальными глазами.
Я вымученно улыбаюсь, пытаюсь пошутить насчет истины в устах младенца и быстренько разворачиваю пациента вместе с его коляской в сторону дома.
Вся хитрость в том (как я узнаю позже от более опытных Мам Мальчишек), чтобы знать кратчайший путь до отделения экстренной медицинской помощи, но избегать личного знакомства с персоналом. Мама Сорванцов просвещает меня насчет амбулаторного этикета:
– Если твое имя автоматически всплывает в компьютере, это не очень хорошо. А если за вами уже закреплена персональная койка, жди визита органов опеки! – (Видно, что говорит она со знанием дела.) – О да, – непринужденно кивает она, – я провела в этих палатах больше времени, чем ты за всю жизнь потратила на чаепития! Контузии, сотрясения мозга, разбитые коленки и губы, горошины в носу и в ухе… и так до бесконечности. И с одним мальчишкой хлопот полно, но, когда их у тебя несколько, приходится столько времени торчать в больнице, что уже сама начинаешь сомневаться в своей невиновности.
Я судорожно глотаю воздух, понимая, что, кажется, легко отделалась всего одним переломом.
– С другой стороны, – добавляет она, мимоходом счищая с языка своего младшего толстый-толстый слой пластилина, – разве можно ожидать чего-то другого, когда кругом одни сыновья!
Я размышляю о своем первом «переломном моменте», опыте и советах Мамы Сорванцов. Меня в какой-то степени пугает как ее, так и моя почти спокойная реакция на визиты в отделение экстренной медицинской помощи.
Как бы мы реагировали на травмы наших детей, если бы нам достались девочки-тихони, а не мальчишки, у которых в одном месте шило? Если бы были окружены благоразумными усидчивыми созданиями, а не сумасшедшими сорванцами, которые то и дело падают на ровном месте или в буквальном смысле лезут на стенку? Возможно ли, что множество необъяснимых синяков, ободранных коленок и рваных ран выработало в нас иммунитет к потенциальным опасностям и травмам? Кажется, я читала в одном из учебников, что оптимистки, как правило, рожают мальчиков. Не потому ли, что Мамам Мальчишек необходимы слепая вера и позитивный настрой, чтобы справляться с пугающей реальностью, стоящей за тезисом «мальчишки есть мальчишки»?
