Сквозь сон Памела услышала звонок, но блаженная истома во всем теле не давала проснуться окончательно. Она лишь повернулась на другой бок. И вдруг…
— Я запрещаю тебе это, Кимберли! К тому же она знает все!
Возбужденный голос Палмера мигом пробудил ее, и Памела рывком села в постели. Ни секунды не сомневаясь, что речь идет именно о ней, она прислушалась…
— Это тебе не все до конца известно! Но сейчас у меня нет ни времени, ни желания объясняться с тобой! Нет, сегодня вечером я занят. Она все знает, ты поняла? И кончим с этим.
Швырнув трубку, Палмер обернулся и увидел Памелу. Та стояла в дверях спальни, широко раскрытые глаза смотрели на него с ужасом, в лице не было ни кровинки. Стремительно шагнув навстречу, Палмер прижал ее к груди и почувствовал, что она дрожит.
— Ну-ну, маленькая, что ты! — зашептал он, подхватывая ее на руки и укладывая обратно в постель. — Ты испугалась?
— Ч-что происходит, Боб? — Аквамариновые глаза с мольбой взирали на него. — Ведь вы говорили обо мне, признайся! Это правда?
Солгать? Бесполезно. Да ты этого и не умеешь, Палмер.
— Правда, маленькая моя. — Огромная ладонь нежно гладила ее по волосам. — Но тебе ничто не угрожает.
— Чего она хочет? Она все еще любит тебя?
— Нет.
Услышав это короткое и спокойное «нет», Памела тотчас поверила. Но в чем тогда дело?
— И я не люблю ее. — Золотистые глаза Палмера задумчиво смотрели на нее. — Я люблю совсем другую женщину…
Он говорит о дочери, решила Памела, но, когда губы Палмера прижались к ее губам, а сильные руки стиснули в объятиях, поняла, что ошиблась. И снова, отдаваясь ему, она чувствовала себя счастливее всех женщин на свете. Даже если он сейчас лгал ей…
Лежа в его объятиях, она с трудом приходила в себя.
— Послушай, маленькая моя, — низкий голос Палмера околдовывал ее, завораживал, — можешь пообещать мне выполнить одну мою просьбу?
«Господи, да я готова пообещать тебе что угодно!» — хотелось закричать Памеле.
— Смотря что, — неожиданно услышала она словно со стороны свой голос.
— Упрямая моя девочка, пойми: сейчас ты должна меня послушаться. Обещай, что, если… что, когда Ким заговорит с тобой, ты остановишь ее. Просто скажешь: «Я все знаю».
— Но я ничего не знаю, не понимаю, и вообще…
Но Палмер уже целовал ее и, обвивая руками его шею, Памела подумала, что кое-что ей все же известно…
— Пора вставать, девочка…
Открыв глаза, Памела увидела Палмера. В знакомых выцветших джинсах и синей рубашке-поло он стоял у окна, сквозь которое лились лучи солнца, и с улыбкой смотрел на Памелу. Увидев его сейчас, при ярком свете, Памела залюбовалась им — в который уже раз! — и, мучительно застыдившись чего-то, отвернулась.
— Я бы помог тебе одеться, но боюсь, тогда мы всюду опоздаем. — Палмер присел на краешек постели и ласково погладил ее по обнаженному плечу. — Поторопись, ладно?
— Ладно. — Памела собрала в кулак всю волю, натянула простыню до подбородка и взглянула на него холодно и отчужденно. — Но кое-что ты должен твердо себе уяснить…
— О, да ты кремень! — изумленно поднял брови Палмер. — Не продолжай, я уже понял: тебе ничего от меня не нужно, ты поддалась порыву, и все такое прочее, так?
Как проницателен этот человек — и как циничен! А ты чего ожидала, детка?
— В общих чертах — да, — мрачно кивнула Памела. — И все-таки кое-что упустил из виду. Нынче ночью ты даже не поинтересовался…
— Ах, вот ты о чем! Согласен, я дал маху. — Палмер невесело усмехнулся. — Но есть масса способов решить эту проблему, если она вообще…
— Черта с два! — сквозь зубы процедила Памела, не сводя с него глаз. — Я никогда, слышишь, никогда не сделаю того, о чем ты думаешь! Но тебе не о чем беспокоиться, что бы ни случилось, я…
Палмер кончиком пальца коснулся ее носа, при этом он улыбался как ни в чем не бывало.
— Не забивай себе голову всякой всячиной — нынче у нас ответственный день. — Он нежно привлек ее к себе и чмокнул в макушку. — Ведь наше шоу продолжается, правда?
Памела отстранилась от него, простыня скользнула вниз, обнажив грудь. Но не на грудь смотрел сейчас Палмер. Взгляд серьезных глаз был устремлен на него с бесстрашной нежностью — именно это странное словосочетание пришло ему на ум.
— Да, шоу продолжается, — медленно проговорила она. — Я сделаю все, о чем ты попросишь. Потому что я… люблю тебя.
Молчи! — приказал себе Палмер, нежно касаясь ее щеки. Кажется, ему удалось обуздать свой отчаянный порыв. И он невозмутимо произнес:
— Ты помнишь, о чем я просил тебя? Ну, если вдруг Ким…
— Да. Скажу, что все знаю.
Чувствуя себя последним подонком, Палмер тихо произнес:
— Обещаю, что все объясню тебе. Но… позже. Ты веришь мне?
— Да, — кивнула она. — Но и ты обещай мне кое-что. Так, безделицу…
«Видит Бог, я готов пообещать тебе хоть луну с неба!» — хотелось воскликнуть Палмеру, но он лишь молча склонил голову.
— Я хочу выйти на подиум в черном, — прозвучал тихий голос. — Только в черном. Это возможно?
Сердце Палмера дрогнуло и сжалось — он, как никто другой, понял, почему Памела избрала этот цвет. Цвет скорби…
— Я умоляю тебя… — Голос ее дрогнул. — Я…
— Все будет так, как ты скажешь. — Палмер с трудом сдерживался — больше всего на свете ему хотелось стиснуть ее в объятиях и никогда не выпускать. Но вместо этого он произнес: — Одевайся, малышка. Не буду мешать.
Выйдя из спальни, он рухнул в кресло и закрыл глаза. Что он делает? Чем все это кончится?
Чем-нибудь да кончится! Пеняй теперь на себя. Ведь ты чувствуешь, что в ответе теперь за эту девочку, что бы ни случилось. И конкурс тут ни при чем. К черту конкурс! Дело совсем в другом, ведь…
— Эй…
Нежная ладонь легла на его плечо, и Палмер вздрогнул. Тонкая, словно тростинка, в своем черном платье, Памела показалась ему сейчас школьницей, и даже седая прядь в волосах не могла сделать ее старше.
— Мне нужно заглянуть в мой номер на полчаса — привести себя в порядок, переодеться. Ты проводишь меня?
Голос ее, тихий и низкий, был полон такой тоски, что сердце Палмера сжалось вновь.
— Пойдем, маленькая. Я подожду тебя в гостиной.
На это у него были причины, притом самые что ни на есть веские — Палмер не без основания полагал, что Кимберли может позвонить Памеле, и тогда…
— Ладно. Мне и самой не хочется, чтоб ты оставлял меня.
В лифте Памела, подняв на него глаза, спросила вдруг:
