— Я видел и знаю, Вик. И меня самого выворачивает наизнанку, когда я думаю, что придется идти на компромиссы с Немченко. Но мне нужен его племянник! Мы сейчас связаны этим по рукам и ногам. Пойми, Вик, если Тензор развернется в полную силу, то едва не замученная девчонка покажется нам и всему городу легким испугом. Ты же слышал, на что способен Ваня Житцов? Нет? Почитай рапорт Кравченко. И это только один убогий бомж. Один! А если он поднимет еще десяток? Да они весь город разнесут в клочья! Нам надо решать. Либо наказание для Немченко, либо поимка Тензора. Вадим от нас все равно никуда не денется. Но сейчас его все-таки лучше держать на нашей стороне.
— Это не аргумент, — хмуро ответил Гарин.
— Нет, аргумент! — сказал Тарас.
— Ладно, — помолчав, согласился Виктор. — Получим мы племянника, что дальше?
— Глубокое сканирование. Где был, что делал, почему так долго пропадал. В его исчезновении замешан Тензор — я это нутром чую. Пойми, нам этот парень нужен, как воздух. Если Тензор снова объявился, да еще и мертвых принялся оживлять, мы обязаны с тобой предположить, что он готовит удар. Помня слова Немченко, можно говорить с уверенностью, что этот удар направлен против «Полночи». Поэтому, мы обязаны его опередить. А ниточка у нас всего одна: племянник Немченко. Спасенная вами девушка, к несчастью, ничего не знает. Ей вчера почистили память после пережитого, и теперь Таня бесполезна. Но, раз люди Немченко ее бросили, она, скорее всего вообще ничего не знала.
— Я не об этом спрашиваю. Что будет дальше с Немченко?
— А ты как думаешь? — помолчав, спросил Петровский.
— Никаких сделок?
— Никаких.
— Годится, — кивнул Гарин. — Тогда я пошел готовить наших к выезду. Жду от тебя адрес.
2
Следующим был Антон Тополев.
— Почему так получилось с фотографией девушки? — спросил Петровский.
— Накладки случаются, — ответил Антон. — Кто же знал, что под именем Татьяны Тимофеевой окажется другая?
— Эта накладка едва не стоила девочке жизни, — недовольно заметил Тарас. — Ладно, что у тебя?
— Слухи о готовящемся оживлении.
Петровский нахмурился.
— А подробнее? — попросил он.
— Кто-то ищет через Интернет клиентов на воскрешение умерших близких. Сайт называется «Путь к возвращению». Обещает гарантированное оживление за некие услуги, суть которых не разглашается. Домен зарегистрирован на ник-нейм Воскреситель.
— Не пробовал стать клиентом?
— Временно сайт не работает. На главной странице висит пояснение: «Закрыты до первого воскрешения».
— Мило, — оторопел Петровский. — И когда оно состоится?
— Очевидно, на днях, — пожал плечами Тополев. — Воскрешать будут девушку, похороненную пять дней назад.
— Откуда такая информация?
— Это девушка близкого друга Максима Дронова.
— Вот тебе раз! Приплыли, — констатировал Тарас. — Я давно ожидал чего-нибудь подобного. Что еще?
— Товарищ Дронова — Андрей Симонов — вчера исчез. По словам его мамы — уехал встречаться с Воскресителем. Сегодня с утра Максим привез его компьютер к нам в «анатомичку». Носов разбирается.
— Тензор? — посмотрел на него Петровский.
— Судя по наглости, — однозначно.
— Так, — произнес Петровский, глянув на часы. — Тут еще кое-что случилось. Вчера некто напал и убил одного из Скаанджей. Николай Сергеевич утверждает, что, скорее всего это тоже дело рук Тензора.
— Их же невозможно убить, — удивился Тополев.
— Значит, как-то все-таки можно, — сказал Петровский. — Сам понимаешь, все Управление в панике, Трибунал тоже серьезно озадачен. У меня полночи с ними переговоры велись. Сошлись на одном — Управление готово предоставить нам все резервы для поимки Авалкина.
— Тогда мы его больше не увидим.
— Это понятно, — согласился Петровский. — Поэтому, очень тебе прошу, проследи, чтобы не состоялось никаких утечек. Я возможно отъеду. Эту историю с оживлением оставляю тебе на контроль. Держи меня в курсе. Ну, а если Тензор свяжется с Максимом или случится еще что-нибудь из ряда вон — ты знаешь, что делать.
— Будем объявлять ЧП? — уточнил Тополев.
— А что нам еще остается? — вздохнул Петровский. — Тензор больше не должен застать нас врасплох.
Агамемнон Рождественский
1
Раннее утро они встречали за пятьдесят километров от Москвы.
Злой не выспавшийся Гриша глотал энергетик из банки, а Тензор разглагольствовал о судьбах мира. Агамемнон не вмешивался, сосредоточившись на книге. Андрей Симонов тихо помалкивал рядом.
— Здесь, — наконец, произнес Петр, и машина остановилась. — Прогуляемся?
Вопрос он адресовал Симонову, но смотрел почему-то на Агамемнона. Тот захлопнул толстый том.
— Куда? — поинтересовался он.
— В очень познавательное место, — сказал Тензор.
— И чего в нем познавательного? — буркнул Григорий. — Кладбище — оно и в Африке — кладбище.
— Пошли — покажу, — Петр распахнул дверь.
— Пошли, — равнодушно согласился Агамемнон.
После вчерашней операции, беседы о настоящей любви и ночных кошмаров ему было абсолютно все равно куда идти. Хоть прямиком в ад.
Они вылезли в глубокий снег: Агамемнон, Петр и Андрей.
— Я вас здесь подожду, — крикнул Гриша из салона.
Тензор пожал плечами.
На свежем холодном воздухе апатия Агамемнона куда-то улетучилась.
Зима в пригороде совсем другая, подумал он, двигаясь по тропинке вслед за Петром. Объемная, снежная, холодная. Ледяное сказочное безмолвие приходит вместе с северными ветрами, и мир окунается в него до журчащей ручьями весны. О, как сказал, мысленно хмыкнул он. Становлюсь поэтом? В большом городе зиму не прочувствуешь. Там слишком много грязи, песка на дорогах и разъедающих ботинки химикатов.
— Приятно думать у лежанки, — процитировал Тензор, думая, очевидно, о том же самом. — А знаешь, не велеть ли в санки кобылку бурую запрячь…
— Скользя по утреннему снегу, — подхватил Агамемнон и едва не растянулся. Петр ловко поймал его за локоть.
— Прав был классик, — ехидно заметил он.
Место подозрительно напоминало то кладбище, где юных кладоискателей поджидали оборотни. Тензор им, конечно, потом разъяснил, кто есть кто. Но ужас от вида безмолвной волчьей стаи запомнился Агамемнону надолго. Он и сейчас вспоминал осеннюю встречу с внутренним содроганием.
У входа на кладбище толпился народ. Какие-то бабушки, торгаши у лотков с венками и искусственными цветами, хмурые товарищи с большими фотографиями надгробий и памятников. Жизнь, не смотря на девять часов утра, била ключом. Жизнь на кладбище, вновь отметил Агамемнон. Элегантный оксюморон?
