– Мы лошадей уведем, – тоже выбираясь из беседки, пробормотала я.
– С тобой все в порядке? – Светлана Викторовна хлопотала над Катькой. – Зеленку и бинт у меня из кабинета принесите!
– Не надо ничего, – страдальчески запротестовала Катька.
– Видите, с девочкой все в полном порядке, она просто испугалась! – фальцетом взвизгнул Администратор.
– Вас испугалась!
Интересоваться развитием скандала мы не стали, похватали лошадей под уздцы и заспешили в сторону конюшни.
– Портосика моего почистите, – на входе в конюшню бросила я. Мишка с Сашкой дружно набрали воздуху – высказать мнение насчет тех, кто увиливает от чистки. – А я буду слушать, что там наш Администратор против нас затеял, – сурово оборвала я, плюхаясь на сундук со снарягой. Вытащила свой мобильник и Катькину флешку и деловито заелозила пальцами по сенсорам. Парочка еще некоторое время грозно нависала надо мной – они такие милые, когда вместе меня ненавидят! – но скандалить не стали – через мгновение я услышала шарканье щетки по конским бокам.
– Ты там музыку слушаешь?
Терпение закончилось, надо мной стоял злобный Мишка со щеткой в руках.
– Пение! – фыркнула я. – Поет… прям как Стас Михайлов в эмпэтришнике тети Аси! И все про то, что школу закрыть надо! – я протянула ему один наушник.
– Я этих лошадей скоро реально возненавижу, – донеслось оттуда едва слышное бормотание. Глаза у топчущейся рядом Саши моментально стали белые от злости. – Жируют, четвероногие… а человек хоть пропадай! – В наушнике раздалось громкое сопение, а потом такой трубный звук, что мы с Мишкой дружно шарахнулись, чуть не порвав провод наушников.
– Бр-р! Что это было? – шало спросил Мишка.
– Что-что, – отлавливая болтающийся наушник, пробурчала я. – Высморкался он так!
– Давайте договоримся – если он в туалет пойдет, мы его там подслушивать не будем, – снова заправляя свой наушник в ухо, фыркнул Миша.
– А если он там самые коварные планы обсуждает? – я поймала Мишкин издевательский взгляд и возмутилась: – Многие на унитазе по мобиле разговаривают!
– Что-то он не торопится пока обсуждать свои коварные планы. Наверное, без унитаза никак, – буркнул Мишка. – Куда это он прется?
– А я знаю?
В наушниках доносился шорох быстрых шагов по асфальту – топ-шшарх-топ…
– Вы что тут делаете? – рявкнули от дверей, и мы с Мишкой снова шарахнулись, растягивая шнур мобилки.
Посмотрели на наушники. На двери конюшни.
– Вам не надоело одно и то же спрашивать? – на правах дочки своего папы огрызнулась я.
– А вам не надоело бездельничать? – завопил стоящий в дверях Администратор. – Зачем вам эта школа – на мобилочках играть? Вам что велели сделать?
– Отвести коней в леваду, – пробурчал Миша.
– Вот и ведите! Кому сказано, марш-марш!
– Дайте хоть попоны взять! – Я закутала своего Портосика и, прижимая наушник к уху, потащилась за ребятами и конями к леваде. – Зачем он остался в конюшне? Что ему там надо?
– А он остался? – удивился Мишка. – Мне казалось, он оттуда нас выгнал.
– Вот именно! Я хочу знать, что он там будет делать!
Стук-шур-стук! – каблуки ботинок постукивали по бетонному полу, шуршала под подошвами солома. Тихонько лязгнуло, потом стукнуло.
– Слушайте… Мне кажется… он в какой-то денник лезет! – сообразила я.
– Че-то мне это уже не нравится, – буркнул в ответ Мишка, останавливаясь у левады. Отодвинул закрывающие проход жерди и звучно хлопнул Арсенала по крупу. – Давай, мальчик, шуруй гулять! Давай, Бахтат, ты тоже!
В наушнике раздался легкий скрип открывающейся двери денника и тихое бормотание:
– Хорошая лошадь, хорошая… Симпатичная…
Администратор вдруг решил погладить «хорошую лошадь»?
Наши жеребцы ступили в леваду, Бахтат неспешной рысью пошел вокруг своего табуна, проверяя наличие и почтительность к признанному вожаку. Дама кокетливо заржала, изгибая шейку, Симка ревниво всхрапнула…
– Хорошая лошадь, на морковку, иди сюда, ну иди… – бормотал в моих наушниках Администратор.
– Лучше нам глянуть, что он там в конюшне делает, – я положила Портосику руку на холку. – Заходи, маленький… – шагнула за воротца левады…
– Иди, иди, лошадь… Шевели копытами, скотина! – раздалось в наушнике, и послышался бойкий перестук копыт.
Этот диверсант что, лошадь выпустил?!
– Портосик, быстрее давай! – встревожено поглядывая на темный провал дверей конюшни, я потянула пони за собой, оказавшись вдруг в самой середине заинтересовано наблюдающего за нами табуна. – Мне бежать надо…
И поняла, что бежать уже никуда не надо. Ярким пятном проступая сквозь тьму, в развевающейся ярко-желтой попоне из конюшни выметнулся… конь. А этот Администратор все – «лошадь, лошадь»!
Вальяжной рысью арабский жеребец процокотал по дорожке, замер, точно прекрасная статуя – каждая мышца под гладкой шкурой играла в свете солнца, запрокинул точеную голову и весело заржал. И эти предательницы на леваде, эти… кобылы стоялые, да! Ответили заезжему красавцу долгим призывным ржанием. Араб сорвался в галоп и ринулся прямо к нам.
Грохот копыт по дорожке – дзанг-дзанг! Развевающаяся ярко-желтая попона – фыррр! Летят по ветру грива и хвост – я невольно прижала руки к груди. Араб скакал так, так… что сердце разрывалось от красоты этого зрелища! Взвился в прыжке и… махнул через ограду левады – желтая попона плеснула победным знаменем. Блин-блинский, если он так прыгает, он завтра все призы возьмет, даже Арсенал без шансов!
Араб приветственно заржал… и ринулся, казалось, прямо ко мне. Вокруг закружился водоворот конских боков, грив, хвостов, спин… на миг я потеряла араба из виду – перед глазами возник светлый круп Симки. На ее кокетливо изогнутую шею легла голова араба. Я увидела эту сухощавую, точеную морду прямо над собой, увидела блестящий глаз…
Бешеное, на грани рева, ржание располосовало воздух, и, грудью разгоняя свой табун, Бахтат помчался к наглому пришельцу.
Я вдруг поняла, что стою посреди левады одна, лошади метнулись в разные стороны, пропуская гневного вожака. Предательница Симка извернулась, выворачиваясь из-под головы ухажера, толкнула меня плечом – я кубарем полетела на общипанную траву левады – и, провокационно заржав, отскочила в сторону. Я едва только успела свернуться комочком, закрываясь руками. Бахтат пронесся надо мной. Громадное копыто впечаталось в землю в сантиметре от моей головы – ярко сверкнула кромка подковы. Бахтат налетел на наглеца, посмевшего претендовать на его кобыл, и впился зубами ему в холку. В лицо мне брызнули капли, крупные и темные, как переспелая малина, резко запахло кровью. Араб заржал от боли и взвился на дыбы. Навстречу ему вскинулся Бахтат.
